Все мои ничтожные печали - Мириам Тэйвз

часы. Его время. Разбитое время. Его обручальные кольца были расплющены, почти все его кости – поломаны. Все двести шесть костей в его теле.

В его кошельке было семьдесят семь долларов, и мы потратили их на китайскую еду навынос, потому что, как в таких случаях говорит моя лучшая подруга Джули: Человеку все равно надо питаться.

4

После работы Ник собирался проведать Эльфи, а потом мы с ним встретились в баре, пили пиво, поглядывали друг на друга – растерянно, обескураженно – и обсуждали, что делать дальше. Мы пытались собрать команду помощников, которые будут присматривать за Эльфи, когда ее выпишут из больницы.

Ник очень мягко намекнул Эльфи, что добровольное сотрудничество – главный фактор на пути к выздоровлению. Ей не понравилась эта идея. Само собой. Она сказала, что ей в принципе не нравится слово «команда». В «команде» нет «я», верно, Йоли? Это она процитировала нашего школьного тренера по баскетболу и добавила, что это слово всегда ее пугало. Зачем ей команда, спросила Эльфи. Что она будет делать с командой? Составлять списки? Намечать цели? Принимать жизнь как есть? Вести дневник? Учиться растягивать губы в улыбке? В самой этой концепции есть что-то в корне неправильное. Боже мой, Николас, сказала она. Путь? К выздоровлению? Ты сам себя слышишь? Мне самой очень даже понравилось предложение Ника, но Эльфи уже ощетинилась и взвилась на дыбы, приняв в штыки всю эту аферу под названием «Помоги себе сам», существующую лишь для того, чтобы продавать глупые книги и вводить в наркоз уязвимых людей, чтобы представители так называемой помогающей профессии получили возможность тешить свое собственное самодовольство, потому что они якобы сделали все, что могли. Они составили списки! Наметили цели! Они поощряли своих пациентов заниматься чем-нибудь интересным и радостным хоть понемножку, но каждый день! (Надо было слышать, с какой интонацией Эльфи произнесла слово «радостным». Словно речь шла о нацистских преступниках.)

Привлеченным специалистам было трудно понять крайне враждебное отношение нашей семьи ко всей системе здравоохранения. Нам самим трудно понять наше крайне враждебное отношение ко всей системе здравоохранения. Когда случилась авария с газонокосилкой и маме отрезало два пальца на ноге, она чуть-чуть отлежалась на травке и уже собралась подниматься, и тут к ней приехала скорая. Мама весьма удивилась и спросила у медиков: «Вы здесь зачем?» Когда детский врач сообщил маме, что мне надо удалить миндалины, она поблагодарила его за заботу и сказала, что мы, наверное, справимся сами, в домашних условиях.

На самом деле нам просто не хочется, чтобы Эльфи оставалась одна. Нику надо работать, он и так отстает от всех графиков, а мне уже скоро придется вернуться домой в Торонто, чтобы освободить Уилла от обязанностей няньки при младшей сестре. Его ждут в Нью-Йорке: учеба и политическая борьба. На языке индейцев-мохоков Торонто звучит как Тхаронто, что означает «место, где деревья растут из воды». (Мне нравится, что наши канадские города носят названия, в которых есть грязь, и вода, и деревья, особенно в нынешние времена, когда городам дают прозвища вроде «Финансовый центр», или «Центр передовых технологий», или «Издательская столица», или «Самый космополитичный город в мире».) Но пока я еще здесь, и сегодня вечером мы с Джули разопьем бутылку вина на веранде ее дома в Уолсли – зеленом микрорайоне, где высоченные вязы создают соборные своды из пятнистых теней. Мы замечательно проведем время, пока ее дети будут смотреть видео в гостиной.

Мы с Джули вместе росли в Ист-Виллидже. Мы с ней троюродные сестры, и наши мамы – тоже лучшие подруги. (Кстати, мы с Эльфи не только родные сестры, но еще и троюродные; чтобы это понять, нужно знать, что в свое время из России в Канаду, спасаясь от армии анархистов, переехали всего лишь около восемнадцати предприимчивых меннонитов, так что… в общем, вы поняли.) В детстве мы с Джули вместе купались в ванне, придумывали всякие игры вроде «Спрячь мыло» и экспериментировали, касаясь друг друга языками, когда постепенно до нас начала доходить страшная правда, что в будущем нам придется проделывать что-то подобное, если нам хочется строить нормальную жизнь с мальчиками и мужчинами.

Джули работает почтальоном. Она крепкий орешек. Ежедневно проходит пешком миль пятнадцать, с двумя тяжеленными сумками на каждом плече. Если вдруг начинается дождь, она отпирает рабочим ключом ближайший зеленый почтовый ящик из тех, что обычно стоят на углу, забирается внутрь и сидит. Курит и слушает новостные подкасты в наушниках. За это она постоянно получает выговоры от начальства – и за прочие бессчетные провинности, как в тот раз, когда она закатала повыше пояс форменной юбки, выданной Почтой Канады, чтобы выглядеть сексапильнее. Иногда ее отстраняют от работы на день, два или три – в зависимости от тяжести преступления, но ее это даже устраивает, потому что в такие дни она может спокойно проводить детей в школу, а не будить их в темноте, чтобы отвести к соседке прямо в пижамах. Джули недавно развелась с мужем, высоким, как каланча, скульптором и живописцем, и теперь вовсю пользуется программой медицинского страхования сотрудников и посещает психотерапевта, которого ей оплачивает Почта Канады. У нее все хорошо, она вполне счастлива и довольна жизнью, просто ей нравится говорить о себе, о своих чувствах и целях, надеждах и разочарованиях. А кому это не нравится? Ее психотерапевт, аналитик юнгианской школы, говорит, что она – самая оптимистичная из всех его пациенток за годы терапевтической практики, а полное отсутствие у нее сновидений стало для него источником постоянного вызова.

Мы сидели у нее на веранде, пили дешевое красное вино, закусывали его сыром и крекерами и говорили о чем угодно, но только не об Эльфи, которая была словно время – в том смысле, что я никогда не смогла бы его удержать, хотя оно крепко держит меня. Восьмилетний сын Джули и ее девятилетняя дочка до сих пор любят обниматься и сидеть на коленях у взрослых. Они смотрели «Шрека» в гостиной, но каждые пять-десять минут выбегали к нам на веранду (каждый раз Джули бросала свою сигарету в траву у крыльца, чтобы дети не видели, как она курит, а потом поднимала и докуривала до конца) и сообщали, что там такое, такое! Это надо увидеть! Оно как будто… Пару минут они спорили, что с чем сравнить, а мы с Джули кивали в полном изумлении. Джули периодически поглядывала на свою сигарету, тлеющую в траве. Потом они внезапно умолкали и стремительно, будто стрижи, мчались обратно в гостиную к своему фильму.

Они думают, что от курения бывает СПИД,