Песнь любви - Lama Lieutenant

и воет от боли и удовольствия, потому что крепкие зубы снова в его плече, не дают сжиматься на великанском органе слишком сильно. Он плачет от невыносимой яркости ощущений, потому что принц нисколько не врал, когда говорил, что будет жесток.

Плоть внутри таранит его тело абсолютно безжалостно, и Александру, вжатому тяжёлой рукой в постель, остаётся только отдаваться и принимать, давясь нахлынувшей яростью. Принц берёт его как кобель, молча и грубо, больше подчиняя бешенство дроу внутри, чем даря удовольствие, и Александр благодарен за это. С каждой минутой он жаждет крови всё меньше, с каждой минутой, пока этот дикарь в его груди медленно начинает понимать, кто сильнее и больше.

Ему нравится это тёплое и мокрое ощущение семени Хельвига, стекающее между ягодиц. Это семя живое и липкое, и он бы обязательно потяжелел, если бы был женщиной. Он бы хотел быть женщиной, чтобы понести от такого сильного воина. Если бы не проклятие.

— Как ты? — принц гладит его по лицу, разглядывает, словно картину великого мастера. Он немного обеспокоен, но не может скрыть восхищения телом любовника.

Александр ловит его руку в свои и целует каждый палец с жаром и благоговением.

— Я в порядке. Я Ваш, я полностью Ваш, Ваше Высочество…

— Я же просил звать меня по имени, — принц улыбается и целует его в лоб.

— Хельвиг, — с готовностью исправляется Александр. — Наполни меня своим живым семенем снова. Подари мне свою страсть.

Принц тихо смеётся.

— Моё семя и моя страсть и без того полностью твои, злобный дроу, — он дергает за прядь мягких волос на голове Александра. — Всё моё — для тебя, только попроси.

Александр и понимает, и не понимает, что это значит, но в груди приятно и тепло, а тело полнится истомой, усталостью страсти и зарождающимся узлом нового желания. Принц целует его, и Александр лениво отвечает, больше позволяя себя целовать, чем участвуя в процессе. Он смотрит на бревенчатый потолок и думает о том, что ждёт его в будущем. Он бы хотел остаться при принце навсегда. Он бы хотел жить в этом богом забытом местечке на краю мира. С Марсом, единственным дроу, которого он знает, его старшим товарищем и тем, кто понимает его неистовую часть души, как никто другой. С солдатами, такими прямыми и весёлыми, такими искренними в своей незамутнённой симпатии к нему. С Хельвигом, чьё присутствие наполняет его. С Хельвигом, с которым можно быть тем, кто он есть — полукровкой — странным и опасным, нежным и покорным, дерзким и преданным до глубины души. Он даже готов оставить свои мысли о том, чтобы нести своё наследство в мир. Он бы отложил их далеко-далеко, чтобы и дальше быть таким, каким он может быть только рядом с этим мужчиной.

Второй раз был другим. Он был медленным и нежным. Александр был сверху, и тёплые ладони на его ягодицах не подгоняли и не подхватывали его, они просто гладили мягкую кожу, время от времени растягивая его в стороны. Так, чтобы он мог насадить себя легче и стремительнее. Так, чтобы трепетать от натяжения и тугой наполненности. Так, чтобы глухо стонать, закрывая глаза.

— Твоё тело воистину огромно, — говорил Александр, плавно двигаясь на крепком члене, что не смягчался ни на секунду, хотя это был уже второй раз, и был он долгим, неспешным, томительным. Принц наблюдал за ним, почти не мигая. — Я каждый раз опасался, что не смогу принять тебя, Хельвиг. Когда я видел тебя раздетым эти дни… пока я восстанавливался… я вспоминал, как сладко твой орган раздвигал меня в стороны. Быть в твоей постели — большая честь. Принимать тебя внутрь — лучшее из удовольствий.

Принц самозабвенно поцеловал его пальцы.

— Ты этого никогда не узнаешь, но нет ничего прекраснее, чем быть в тебе, Александр, — сказал он без улыбки. — Разве что быть с тобою рядом.

Этой ночью он получил желанное семя ещё два раза. Александр никогда не чувствовал себя более сытым, чем тогда, когда взмокший и изнурённый засыпал рядом с ошеломительным терпким запахом принца, на его расслабленном предплечье вместо подушки и чириканьем птиц в открытом настежь окне. Он не знал, но чувствовал, что это правильно и верно.

Глава 7

С утра, после того как принц неопытно и неловко, но с крышесносным рвением дарил ему ласки своим ртом, Александр направился искать Кальвига на посту. С этим Александр не мог пойти ни к кому, кроме него.

Обветренное лицо солдата постоянно жмурилось из-за отросших волос, тёмных с проседью, что выпали из пучка и лезли в подёрнутые сонным маревом глаза.

Александр молча достал из кармана тонкий шнурок и подвязал вояке его непослушные, жёсткие космы.

— Долго тебе ещё тут стоять? — спросил он, зыркая на соседнюю башню, где дежурил Омунд, совсем ещё молодой и вспыльчивый солдат.

— Ещё два часа, — сказал Кальвиг. — Но ты ведь не в карты пришёл играть, верно?

Александр кивнул, и Кальвиг указал ему рукой на табурет напротив.

— Я не могу спросить об этом принца, — начал он, осторожно присаживаясь на жёсткий табурет. — Расскажи мне о проклятии.

— Вряд ли я смогу рассказать тебе что-то новое, Александр, — Кальвиг посмотрел на него серьёзно. — Думаю, что капитан должен знать больше.

— И всё же я пришёл к тебе, — возразил Александр. Он мог бы пойти к Марсу. Но, как он и подозревал, тот делит с принцем слишком много тайн. Марс — не просто капитан, Марс — ближайший советник, и, несмотря на их близость с Александром, он не станет выдавать секреты принца.

Кальвиг вздохнул.

— Это было давно. Кажется, проклятие наложила ведьма из водяного народа. Говорят, принц убил одного из её детей в битве, а ты знаешь, как водяные относятся к своим отпрыскам… У принца и принцессы родилось пятеро детей, и все они скончались от болезни крови. В одном и том же возрасте.

— Дроу бросают своих, как кукушки, люди любят и заботятся о них до момента смерти, а водяные не могут иметь более одного дитя за всю жизнь. — Александр усмехнулся жёстко. — Она покарала Его Высочество за бесплодие бесплодием, но покарала слишком жестоко.

Кальвиг кивнул.

— Ты прав. Это несправедливо. Она должна была лишить его семя силы, но не давать надежду. — Его глаза были полны печали. — Принц был нежно привязан к каждому из них, — сказал вояка. — Даже к последнему. Хотя знал, чем всё закончится.

Александр кивнул. Не то, чтобы он мог понять привязанность к собственному дитя, но он мог