Аблай Хан и его батыры. Легенды Великой степи - Баянгали Алимжанов

– Да! – покачал головой хунтайчи.

– И третье мое сожаление в том, что я единственный живой потомок своего предка в четвертом колене и еще не родились мои дети! Если я умру, то пресечется весь мой род!

При этих словах хунтайчи вдруг загрустил и тихо сказал:

– Я тоже одинок с третьего колена! А ты как мой Амурсана!

– Алдияр! – радостно воскликнул Аблай хан.

– Почему ты обрадовался? – спросил удивленно хунтайчи.

– Вы сравнили меня со своим сыном! А раз так, то наверняка не желаете моей смерти! – выпалил Аблай хан и продолжил спокойным голосом: – Я думаю, что мы и так пролили немало казахско-калмыцкой крови! Вот уже около двух веков мы несем друг другу гибель, страдание, разорение! И чего добились?! Давно настало время остановиться и подумать!

– О-о, какой умник нашелся!

– Ты бы лучше подумал о своей голове! – начали было возмущаться некоторые нойоны, но хунтайчи властно поднял руку и все сразу умолкли.

– Казахи говорят, человеческая голова – мячик Аллаха, куда направит, туда и покатится! – продолжил Аблай. – Но иногда не только отдельный человек, но и целые страны позволяют играть своей головой другим!

При этих словах широкое лицо хунтайчи едва заметно дрогнуло, а глаза выражали тяжелые мысли.

Большинство джунгарской знати так же задумались.

– Кого из сегодняшних правителей ты считаешь самым сильным? – спросил наконец хана хунтайчи.

– Турецкий султан, русский белый царь, китайский император! Затем вы, хунтайчи!

– А где ты сам? – не выдержав, проиронизировал один из нойонов.

– А мы со всеми в ладу и дружбе, как равный с равным! – улыбнулся в ответ Аблай хан.

– Мы знаем, что про тебя легенды ходят в казахской степи! А некоторые иноземцы нелестно отзываются о тебе! Они говорят, что ты хитрый, коварный, двуличный, властолюбивый, одним словом, плохой человек! – не унимался нойон.

– А ведь это хорошо, когда тебя чернят иноземные недоброжелатели, а свой народ восхваляет! – засмеялся Аблай хан. – Если было бы наоборот – тогда действительно плохо! Потому что, я думаю, хан должен думать прежде всего об интересах своего народа, а не иноземных льстецов!

Неожиданно все нойоны одобрительно загудели, а Галдан-Церен, усмехнувшись, задумчиво покачал головой и наконец молвил:

– Да, нам с вами стоит подумать над многими вещами! Так что пока есть время, лежи себе тихо и думай! Как-нибудь мы продолжим нашу беседу!

Он подал знак и охрана увела хана Аблая.

Его перевели в отдельную юрту. После темницы юрта казалась раем. Но неволя, какой бы почетной она ни была, всегда тягостна, и положение узника давило и угнетало Аблая с каждым днем все больше и больше.

Однажды ему приснилось, будто он еще мальчик и играл в степи один. Он скакал на коне-пруте по степи. Вдруг из-за холма появился мальчик-калмык. Он тоже скакал на пруте. Они подошли друг к другу. Мальчик-калмык был очень красив и одет прекрасно. Они улыбнулись.

– Я – Аблай. А как тебя зовут?

– Меня зовут Чарыш! Я – джунгар! А ты казах?

– Да. Давай играть!

– Хорошо. А во что будем играть?

– В асыки. Или в байгу!

– Нет, давай играть в войну. И сражаться!

– Нет, война – это нехорошо! Давай бороться!

Они спешились и начали бороться. Вдруг нечаянно Аблай сильно задел Чарыша локтем в лицо и тот громко заплакал. Как из-под земли, внезапно появилась мать Чарыша. Она обняла своего сына и начала его утешать, пригрозила Аблаю кулачком и шагнула к нему. Аблай испугался и заплакал. И тут появилась его мать в белом платье, подошла к матери Чарыша, грустно посмотрела на нее и… исчезла. Калмычка молча остановилась, а Чарыш спросил:

– А куда ушла твоя мать?

– Ее убили джунгары! – ответил Аблай и заплакал. – О, матушка моя, моя родная матушка…

И он проснулся с этими словами. Едва открыв глаза, он увидел женщину, сидящую рядом. Спросонья она показалась ему матерью. Лишь в следующий миг он понял, что это та самая злая калмычка. Мать Чарыша невольно остолбенела, когда сонный Аблай со словами «матушка, матушка» протянул к ней руки и тихо всплакнул, и сидела неподвижно у его изголовья, сжимая в руках занесенный для удара острый кинжал.

Аблай вскочил. От ярости его лицо потемнело, глаза налились кровью. Калмычка испуганно вскрикнула и отпрянула к выходу. На ее крик прибежала охрана. Аблай злобно бросил взгляд на них и холодно произнес:

– Уберите ее отсюда и больше не пускайте ко мне! Передайте хунтайчи Галдан-Церену, что если он решил обезглавить меня, то пусть это совершит достойно своего имени. Или во всей Джунгарии не осталось воинов? Я не дам себя убить бешеной бабе и больше не потерплю ее издевательств!

Охране пришлось доложить об этом хунтайчи. И Галдан-Церен, опасаясь, что сестра может действительно убить Аблая, запретил ей даже близко подходить к юрте пленника. Для пущей безопасности он даже старался держать ее подальше от своей орды, в ее улусе, приглашая только в необходимых случаях.

В скором времени приехали посланцы из казахской орды во главе с Казыбек би. У них было одно, но жесткое требование – немедленное освобождение хана Аблая.

Казыбек би был из рода каракесек аргын. В народе его прозвали каз дауысты Казыбек, то есть «голосистый, как гусь», за звонкий, певучий голос.

Хунтайчи принял их в своей орде. После обмена традиционными любезностями Казыбек би решительно перешел к делу.

– Великий хунтайчи! Вся казахская степь, вольные сыновья всех трех жузов глубоко возмущены пленением хана Аблая! И вы прекрасно понимаете, что казахи не простят вам, если случится непредвиденное! Мы надеемся на ваше благоразумие! Во имя мира между нашими народами вы обязаны немедленно вернуть нашего хана живым и невредимым!

– Так вы просите меня или требуете?

В глазах Галдан-Церена сверкнули искорки.

Казыбек би прямо и спокойно посмотрел на него и заговорил твердым, звучным голосом:

Речь лилась из глубины души мудрого и отважного кочевника как чистый родник, а речитатив придавал его словам особую силу и завораживающую красоту. Хунтайчи Галдан-Церен на мгновение оцепенел – так глубоко зауважал гусеголосого Казыбек би. Но быстро взял себя в руки и строго, с достоинством ответил коротко и ясно: