Испанский сапог. Нам есть чем удивить друг друга - Александр Григорьевич Звягинцев

с ее отцом? Зная, как с ней поступил Муромский-старший? Зная, как вел себя с ней Рафаэль, пока не свихнулся? — Честно говоря, совершенно себе не представляю — верить или нет? — признался Ледников. — Женская психика — вещь непостижимая. Мне приходилось сталкиваться с такими историями…

— Мне тоже. Но сейчас у меня нет времени разгадывать сей кроссворд, — отрубил Келлер.

— А состояние Рафаэля? Он что-то понимает в происходящем? Его мнение что-то значит?

— Состояние у него сумеречное с некими спорадическими проблесками, в которых нет ни расписания, ни системы, — четко сформулировал Келлер. — Был момент, когда показалось, что психика его пошла на поправку. Как раз тогда он и наделил Согдееву правом представлять его интересы. Выправил официальную доверенность. Но, видимо, это напряжение оказалось ему не по силам и последовал срыв.

— Вы его видели? Рафаэля?

— Имел удовольствие. Все время боялся, что он вцепится мне зубами в глотку.

— Когда я видел его в Лондоне, он просто выл от страха.

— Он и сейчас воет. Регулярно. А потом на него накатывает дикая агрессия.

— А ее, Согдееву, он действительно слушает?

— А черт его знает! Во всяком случае, когда она с ним, он не воет.

— Ясно. Но вы-то как в этой истории оказались, Аркадий Генрихович? С какого бока припека? Ваш интерес тут в чем?

— Я адвокат и просто представляю интересы своего клиента. Моего личного интереса тут нет.

— А кто ваш клиент?

Келлер улыбнулся укоризненно:

— Валентин Константинович, вы же знаете, что, если бы я мог, я бы давно назвал вам его… Но не могу. Такова его воля.

— Понятно. А в чем интерес вашего клиента?

— А как вам описала его ночью Согдеева?

— Вы уверены, что мы говорили именно об этом?

— Ну, не сексуальные предпочтения друг друга вы обсуждали!

Ледников легко рассмеялся:

— Действительно, о чем можно говорить с красивой женщиной летней испанской ночью наедине?.. Только о делах. — Ледников видел, что пора сделать шаг навстречу Келлеру, продемонстрировать желание обсуждать дела. Нет никакого смысла обострять ситуацию, если хочешь в ней разобраться.

— Если коротко, она сообщила мне, что некий адвокат, заявляющий, что он представляет интересы некоего клиента, вложившего несколько лет назад деньги в предприятие Муромского-старшего, изъявляет готовность помочь ей в борьбе с испанской женой Муромского за наследство. С тем, чтобы после победы в суде она передала этому человеку часть наследства, которая принадлежит ему по праву. Фу!.. Ну, вот примерно так.

— В принципе, это так и есть. Но возникает вопрос: почему она пришла с этим к вам?

— Она сказала — только потому, что здесь ей больше идти было не к кому. А тут вдруг я, на свою беду, зашел в бар, где она страдала от одиночества, выпить сангрии… И она решила, что это знамение Божье. Она же теперь иными категориями не мыслит.

— Ну, допустим… И что она от вас хотела?

— Совета.

— И все?

Ледников решил, что пора господина Келлера немного и осадить.

— Аркадий Генрихович, мы с вами давние знакомые, но не перегибайте палку. Я не на допросе, а вы не следователь. Или мы ведем дружескую беседу, или…

— Да-да, извините, увлекся!

Келлер повертел в руках бокал, заказал пробегавшему мимо официанту кофе. Потом сообщил:

— Валентин Константинович, у меня к вам предложение о сотрудничестве.

— Ого! А как же мой отдых?

— Одно другому не помешает. Согдеева персонаж не простой. Она способна на сложные партии. Мне бы не хотелось, чтобы она использовала в своих комбинациях вас.

— А как она может меня использовать? Для чего?

— Для давления на нас. Она может козырять вами, вашими возможностями для торга с нами, который она ведет ежедневно. Мадам просто не понимает, что даже часть наследства Муромского — это деньги, которые ей не по силам удержать. Они ее раздавят и погубят. «Это, конечно, верно, подумал Ледников, вот только и ты со своим клиентом вовсе не благодетели рода человеческого». Подумал, но, естественно, сказал совершенно иное:

— И какого же сотрудничества вы ждете от меня?

— Ничего особенного. Просто когда мадам будет обращаться к вам за советом, советуйте ей сотрудничать с нами и соглашаться на наши предложения.

— А они гуманные?

— Вполне. Ее и Рафаэля никто не собирается обижать. Просто ей надо правильно оценивать свои силы. Можно ведь и надорваться.

Потом Келлер подбросил его до дома и, когда Ледников уже выбрался из машины, сказал вслед:

— Валентин Константинович, вы теперь начнете считать варианты и пытаться выяснить, кто же мой клиент… Хочу вас предупредить, что сделать это тяжело, даже с вашими способностями и возможностями. Там очень давняя и мало кому известная история… В общем не тратьте время зря. Это я так — по-дружески.

Итак, милый друг, тебя хотели развести как фраерка. Даже не спросили ни о чем, не поинтересовались — согласен ты или нет. Просто решили использовать. Включили в игру, где действует пресловутое правило «вход — рубль, выход — два».

Ледников зло ударил кулаком в хлипкую стену коттеджа. Как писал классик, его терзал самый страшный гнев — гнев бессилия. К счастью, другой классик предупредил, что нигде так не полезно промедление, как в гневе. Так что давай, милый, помедлим.

Он прошел на кухоньку, включил кофеварку. И пока она шумела, по капле заполняя благоухающим напитком стеклянный сосуд, ясно понял, что наглец Келлер был прав: самое главное — узнать, кто его клиент, а вернее, хозяин. Одна история, если это какой-то бывший партнер Муромского по бизнесу, пусть и нечистоплотный, как они все. И совсем другая история — если это нормальный бандит, какой-нибудь вор в законе, которых сейчас в Испании развелось в избытке. У этих свои законы. Если ты даже случайно оказался в сфере их интересов, то играть с тобой будут по их правилам, где ты фраер, в отношении которого все дозволено…

Вот только насчет фраера они заблуждаются.

Ночью он проснулся от какого-то прикосновения. Чьи-то прохладные, легкие, чуть влажные пальцы коснулись его лба, потом щеки, потом груди…

Странно, но он ничуть не испугался, будто знал, кто сидит на краю его постели. Он открыл глаза, и они какое-то время в темноте смотрели друг на друга. Смотрели и молчали.

Потом Лера встала, поднесла руки к плечам, и легкое платье бесшумно упало к ее ногам. Ее стройное тело в ночном свете отливало перламутром. На ней не было ничего, только что-то кружевное на бедрах.

Она так же молча легла рядом и с содроганием прильнула к нему. Потом чуть слышно застонала, хотя он еще даже не пошевельнулся. И в этом