Еще кусочек! Как взять под контроль зверский аппетит и перестать постоянно думать о том, что пожевать - Дэвид Кесслер

Способность опиоидов возбуждать, успокаивать и приносить удовольствие перестала быть чем-то абстрактным, после того как научный прогресс позволил нам заглянуть в самые глубины мозга и изучить изменения, происходящие здесь на молекулярном уровне. Так, например, ученые обнаружили, что после длительного и постоянного употребления шоколадной питательной смеси Ensure происходят заметные изменения молекулярных механизмов производства опиоидов.

Запуск опиоидных механизмов также может стать помехой для так называемого «насыщения отдельными вкусами». Съев определенное количество какого-то конкретного продукта, животные, как правило, насыщаются его вкусом и больше этот продукт не едят. Если же им при этом предложит что-то другое, они с удовольствием продолжат лакомиться [7].

Все меняется, когда аппетитная еда начинает стимулировать опиоидную систему мозга. Джош Вули, нейробиолог из Калифорнийского университета в Сан-Франциско, продемонстрировал эту закономерность на примере гранулированного корма с банановым и шоколадным вкусами, состоящего главным образом из сахарозы и жира [8].

Сначала он позволил подопытным животным вволю поесть шоколадного корма в течение часа. После этого он предоставил им полтора часа неограниченного доступа к шоколадному и банановому корму – оказалось, что животные предпочли съесть гораздо больше банановых гранул. Таким образом, первоначальное употребление шоколадного корма снизило, но не исключило полностью их интерес к этому вкусу, оставив им при этом достаточно аппетита для того, чтобы полакомиться кормом с новым для них банановым вкусом. Аналогичная закономерность наблюдалась и в обратном сценарии: когда животным давали сначала банановый корм, час спустя, когда была предоставлена возможность выбора вкуса, они съедали больше шоколадных гранул.

Нечто кардинально другое произошло в ходе следующего этапа эксперимента, когда после употребления животными банановых или шоколадных гранул Вули стал вводить им прямо в мозг опиоиды. Теперь животные предпочитали тот вкус, с которым познакомились в первую очередь. Таким образом, при стимуляции опиоидной системы мозга утрачивалось природное свойство насыщения отдельными вкусами. Животным больше не недоедало есть одно и то же снова и снова.

Важную роль опиоидной системы мозга можно продемонстрировать и по-другому: заблокировать выработку опиоидов в головном мозге и посмотреть, что из этого получится. Была проведена серия подобных опытов с классом лекарств, известных как «антагонисты опиоидов», к которому относятся в том числе налтрексон и налоксон [9]. Обычно эти препараты применяются для лечения морфиновой и героиновой зависимости у людей, потому что они нейтрализуют удовольствие, получаемое людьми от этих наркотических веществ.

Ученые также используют антагонисты опиоидов, чтобы больше узнать о влиянии производимых в организме опиоидов на пищевое поведение. Так, например, Джош Вули обнаружил, что животные съедали меньше шоколада после введения налтрексона – скорее всего, при подавлении действия опиоидов животные попросту переставали получать удовольствие от этого вкуса.

Другие ученые продемонстрировали, что антагонисты опиоидов способствуют сокращению продолжительности приема пищи. В ходе одного исследования подопытные животные, которых кормили кормом с высоким содержанием фруктозы, изначально продолжали принимать пищу дольше, чем те, чей рацион состоял из кукурузного крахмала. Тут удивляться нечему. Но все изменилось, когда животным стали вводить налтрексон. Обе группы животных стали есть меньше, однако наиболее разительным был эффект на крысах, которых кормили сахарозой. Таким образом, вмешательство в работу опиоидов сильнее всего отражалось на приеме пищи, которая нравилась животным больше всего.

* * *

При всем своем огромном влиянии на наше поведение центр удовольствия в нашем мозге не такой уж большой. Ученые составили карту системы опиоидных рецепторов, из которой состоит центр удовольствия, и засняли, как он возбуждается в ответ на вкус сахара, жира и соли.

В центре всего этого удовольствия лежит один крохотный участок нашего мозга. Кент Берридж из Мичиганского университета прозвал его «гедонической критической точкой» [10]. Он полагает, что стимуляция этой критической точки – речь идет об участке размером всего в один кубический миллиметр, с булавочную головку, расположенном в прилежащем ядре головного мозга, – заставляет нас во что бы то ни было любить, любить по-настоящему. «Эта критическая точка словно усиливает удовольствие, получаемое нами от вкуса, – говорит Берридж. – Она добавляет вкусовым ощущениям дополнительные нотки удовольствия».

Употребление пищи и желание поесть следует воспринимать как два отдельных процесса, которые задействуют разные механизмы нашего мозга. Различие между ними помогает нам понять еще один важный нейромедиатор нашего мозга – дофамин.

Усиливая наше чувство предвкушения, дофамин вынуждает нас вести себя таким образом, чтобы снова заполучить сохранившееся в памяти удовольствие от приема излюбленных лакомств [1]. Дофамин управляет нашими желаниями, используя изначально созданный для выживания механизм «смещения внимания». В рамках этого механизма уделяется чрезмерное внимание раздражителям, связанным с особенно ценным вознаграждением в ущерб другим (нейтральным) раздражителям. Таким образом, механизм смещения внимания позволяет нам сосредоточиться на самой главной задаче и добиваться ее выполнения [2]. Именно благодаря этому механизму приносящая удовольствие еда занимает у нас в голове такое почетное место. Чем больше удовольствия приносит еда, тем больше внимания мы ей уделяем и тем более рьяно готовы ее добиваться.

Джон Саламон, профессор кафедры психологии Коннектикутского университета, еще на старших курсах заметил, что голодные животные становятся чрезвычайно гиперактивными, когда им дают корм [3]. Они ведут себя подобно животным, которым дали амфетамины. Саламон также заметил, что блокировка дофаминовых рецепторов с помощью препарата-антагониста в значительной степени успокаивает животных – они больше не ведут себя словно бешеные. Он решил провести эксперимент, чтобы выяснить, насколько далеко готовы пойти животные с нормальным уровнем дофамина для получения пищи по сравнению с животными, чей уровень дофамина был сильно снижен. Помощники Саламона поместили четыре гранулы вкусного корма у одного выхода Т-образного лабиринта и еще две – у другого. Крысы понимали, с какой стороны еды находится больше, и двигались по направлению к выходу с четырьмя гранулами корма. Когда ученые уменьшили уровень дофамина в мозге у крыс, они замедлили свое движение, однако по-прежнему двигались в направлении четырех гранул корма.

На следующем этапе эксперимента Саламон поставил полуметровый барьер, который усложнил доступ к выходу из лабиринта с четырьмя гранулами корма. Крысам с нормальным уровнем дофамина пришлось изрядно попотеть, чтобы научиться преодолевать препятствие и добираться до заветной еды. Саламон вспоминает, что своими стараниями крысы напомнили ему Ричарда Гира в фильме «Офицер и джентльмен», когда он, будучи зеленым новобранцем, пытался осилить полосу препятствий. «Крысы с разбегу запрыгивали на барьер, хватались за него, переваливались на другую сторону и бежали к своим четырем гранулам корма».