Марианна. Книги 1-6 - Жюльетта Бенцони

на ватных ногах и с шумящей головой, одна среди колеблющегося мира. Совсем рядом с ней раздался отвратительный издевательский смех американца.

— Благодарю за ваше соучастие, моя дорогая леди Марианна, но вы должны мне одну ночь, не забывайте этого! Однажды я приду за расчетом… Слишком большой утратой было бы упустить возможность познать радости любви с такой женщиной, как вы, ибо вы созданы для нее.

Легкий стук двери позволил багровой от стыда Марианне открыть глаза, закрытые, чтобы не видеть насмешливое лицо ее палача. Он уехал. Она осталась наконец в одиночестве, но это было одиночество отверженной, оказавшейся среди руин. Потому что ей не осталось ничего ни от прошлого мира, ни от ее детства: дом, богатства, любовь и даже ее самые дорогие мечты — все было уничтожено одним ударом. Осталось только немного теплого еще пепла, разносимого ветром. Поместье будет продано для того, чтобы на море стало одним кораблем больше! Конский топот раздался под ее окном, отдалился и замер. Не было необходимости выглядывать, она и так догадалась, что это ускакавший от причиненного им горя Язон Бофор. Теперь Марианне надо было поразмыслить над бедственным положением, в котором он ее оставил… Сохраняя спокойствие, она уселась в кресло, только что послужившее американцу. Вокруг нее и во всем замке царила полная тишина.

Когда она полчаса спустя очнулась от печальной задумчивости, у нее было ощущение, что она заново появилась на свет после страшных, мучительных родов. От юной и наивной Марианны, бросившейся очертя голову в мираж первой любви, больше ничего не осталось.

Теперь в ней поселился всепоглощающий гнев. Гнев, требующий отмщения. И эту жажду мести Марианна решила утолить немедленно. Франсис предал ее, продал и унизил. И за это он должен заплатить.

Она сбросила халат и рубашку, в которых уже не было нужды, и надела темно-зеленый костюм для верховой езды. Наскоро уложив свои роскошные волосы, она покинула комнату. В коридоре ее охватила угнетающая тишина, тишина ожидания, как в лесу перед бурей, когда все живое ждет, затаив дыхание.

Закинув на руку шлейф амазонки, Марианна — легкая тень в мире теней — скользила по дубовой лестнице так, что ни одна дощечка не скрипнула. Дойдя до последней ступеньки она в нерешительности остановилась. Все было таким мрачным! В какой комнате может находиться Франсис? Он приехал в Селтон-Холл за час до церемонии, и ему не отвели специального помещения.

Тонкий слух девушки уловил позвякивание стекла. Теперь она без колебаний направилась к будуару ее тетки и открыла дверь. Франсис был там.

Полулежа в глубоком кресле и положив ноги в элегантных туфлях на зеленый бархат стола, уставленного бутылками и стаканами вокруг большого бронзового канделябра, он сидел спиной к двери и не услышал, как вошла Марианна. Она приостановилась на пороге, по-новому глядя на человека, чье имя носила. По внезапной боли, пронзившей ее сердце, она поняла, что разочарования и гнева было недостаточно, чтобы убить ее любовь. Конечно, Франсис внушал ей отвращение, как то диковинное растение, пожиратель насекомых и мелких зверьков, чьи сжимающиеся мертвен но-бледные ветви она видела в оранжерее лорда Монмута в Бате. Ее любовь к нему была подобна ядовитому цветку, который она решила отныне вырвать, даже если при этом ее сердце будет навсегда искалечено. Но боль при этом будет невыносимая!

В яростном исступлении, смешанном со страданием, она созерцала чистый профиль своего мужа, мягко очерченные губы, так и не подарившие грезившихся поцелуев, изящные руки, державшие в настоящий момент полный стакан, сквозь который Франсис посматривал на пламя камина. Эти руки никогда уже не будут ласкать ее, ибо она решила с непреклонным намерением убить Франсиса Кранмера.

Оставя в покое отдыхающего супруга, взгляд Марианны обежал вокруг комнаты и остановился на одном из элементов украшения этого удивительного будуара, полного охотничьего снаряжения и оружия: на ковре с прекрасными миланскими шпагами, которыми девушка не раз пользовалась в схватке со старым Добсом, ее учителем. Она тихо подошла и сняла одну из них, со знакомым ей тонким и прочным клинком. Крепче сжав рукоять и убедившись, что она не скользит в руке, она приблизилась к мужу. Шпага легко могла пробить обивку кресла и сидящего в нем человека. И Марианна собиралась ударить без малейших угрызений совести сзади, как палач ударяет топором коленопреклоненную жертву у своих ног. Она сама была правосудием!.. Этот человек предал ее, он разбил ее сердце. И он должен умереть. Она занесла руку… Кончик шпаги коснулся кожи кресла.

Но вдруг рука ее ослабла. Шпага опустилась вниз. Нет!.. Она не могла ударить так, сзади, человека, которого она приговорила к смерти. Она ненавидела его всей силой своей поруганной любви, но с такой же силой она отвратила мысль убить вероломно, не дав жертве ни малейшего шанса на спасение. Ее естественная честность отвергла такую упрощенную экзекуцию, даже если Франсис стократ ее заслужил. У нее родилась идея. Раз уж ее совесть требует, чтобы у виновного был какой-то шанс, почему бы не заставить его драться на дуэли? Марианна виртуозно владела шпагой и была уверена в своих силах. Имея превосходство даже над тренированным мужчиной, она вполне могла победить его и убить. А если Франсис окажется сильнее ее, если он одержит верх, она умрет без сожаления, унося свою нетронутую чистоту и разбитую любовь в страну, где ничто больше не имеет значения.

Она вышла из отбрасываемой креслом тени и взмахнула в воздухе шпагой. Свист клинка заставил Франсиса повернуть голову. Он посмотрел на девушку с неподдельным изумлением, которое тут же сменилось насмешливой улыбкой.

— Вот это так наряд для первой брачной ночи!.. Что это вы разыгрываете?

И это все, что он нашел сказать ей после своего бесстыдного поведения! Он должен был бы проявить хоть некоторое смущение! Но нет, он спокойно отдыхал, в лучшем расположении духа, чем обычно! И он еще посмел насмехаться над нею!

Сдерживая негодование, Марианна холодной произнесла полные пренебрежительной иронии слова:

— Вы проиграли меня, словно мешок с деньгами, продали, как рабыню. И тем не менее вы считаете, что не должны мне представить никаких объяснений?

— Только и всего?

Со скучающей улыбкой Франсис Кранмер умостился поглубже в кресле, поставил на стол стакан и сложил руки на животе, словно приготавливаясь поудобней заснуть.

— Этот Бофор настоящий романтик! Он готов был поставить против вас все сокровища Голконды.

— Которых он не имел.

— Действительно! Но я уверен, что если бы он проиграл, он похитил бы их, чтобы заплатить за вас полную стоимость. Черт возьми, дорогая, у вас