Эффективный Черчилль - Дмитрий Медведев

«Мои три года с Эйзенхауэром» — всего лишь первая ласточка в списке послевоенных мемуаров. Причем, несмотря на все подробности частного характера, эта книга оказалась не самой опасной для Черчилля. Куда больший вред могли нанести воспоминания члена Объединенного штаба Ральфа Ингерсолла, которые вышли также в апреле 1946 года под интригующим названием «Совершенно секретно».

По мнению Ингерсолла, в ходе разработки стратегических планов британцы, и в первую очередь Черчилль, постоянно старались реализовать свои империалистические амбиции. Однако, несмотря на все усилия британских союзников, американскому командованию все же удалось отстоять свою точку зрения.

Отдельной критике подверглась средиземноморская стратегия Черчилля, которая, утверждал Ингерсолл, подтвердила мысль о том, что, пока американцы стремились к быстрой победе, британцы думали лишь об использовании имеющихся у них ресурсов для достижения собственных целей.

Черчилль позволил себе заметить, что книги Батчера и Ингерсолла «очень оскорбительные и пренебрежительные как для Британии, так и для моего личного руководства в военное время». Они содержат «много лживых, а в некоторых случаях и весьма злобных утверждений»[79].

Третьим ударом по репутации британского премьера стали воспоминания сына Франклина Д. Рузвельта Элиота «Как он видел это», вышедшие в октябре 1946 года. Элиот придерживался аналогичных взглядов, что и военный публицист Ральф Ингерсолл. Только на этот раз в качестве аргументов приводились высказывания Ф. Д. Р., который считал Черчилля (как указывал Элиот) «самым настоящим старым тори, представителем старой школы, управляющим Империей методами XVIII столетия».

Также Элиот (уже от своего имени) обвинил Уинстона в «непрекращающейся битве за перенос даты высадки в Европу», за попытку «переключить все силы на защиту интересов Британской империи на Балканах и в Центральной Европе»[80].

На этот раз Черчилль отреагировал на удивление спокойно.

— Элиот Рузвельт написал глупую книгу, — сказал он своему врачу, лорду Морану, во время работы над одной из своих картин. — Он атаковал меня.

Сделав несколько мазков кистью, политик добавил:

— Меня не волнует, что он говорит. Элиот не из тех, кто стоит со мной на одном уровне.

По словам Морана, «взгляд Уинстона был прикован к холсту, его голос звучал отрешенно. Такое ощущение, что он больше думал о картине, чем об Элиоте Рузвельте. В этом весь Уинстон — великодушный, благородный, не желающий раздражаться из-за мелких политических дрязг»[81].

Тем не менее Черчиллю было над чем задуматься. Как верно заметил профессор Кембриджского университета Дэвид Рейнольдс, все эти публикации «не оставили Уинстону никаких сомнений в том, что будет ждать его репутацию в „истории“, если только он сам не станет одним из историков»[82].

С изданием мемуаров Черчилль получил бы возможность легализовать свое отношение ко многим недавним событиям. Более того, не трудно было предположить, что ни один историк, собирающийся писать о Второй мировой войне, не обойдет этот труд. Как и не обойдет вниманием точку зрения британского премьера. И уж если не поверит в нее окончательно, то по крайней мере примет к сведению.

Черчилль все это великолепно понимал и раньше. Первые мысли о новом литературном проекте появились у него задолго до окончания боевых действий. Вот, например, что записал личный секретарь британского премьер-министра Джон Колвилл в своем дневнике в декабре 1940 года:

«После войны Уинстон удалится в Чартвелл писать книгу об этой войне, книгу, которая уже, глава за главой, постепенно выстраивается в его голове. Этот момент как раз для Уинстона — он не собирается продолжать свою карьеру в период послевоенного восстановления»[83].

В ноябре 1941 года Черчилль беседовал с лордом Камроузом. В письме к своему сыну Сеймуру Камроуз оставил об этой встрече следующее воспоминание:

«Я заговорил с ним о его положении после войны. Уинстон ответил, что на сегодняшний момент он собирается уйти в отставку, как только „мы завернем за угол“. Под этим он, безусловно, понимает победу. Хотя Уинстон и не сказал об этом открыто, я уверен, что он также подумывает и об улучшении финансового положения своей семьи. А сделать это он сможет только, если начнет писать»[84].

О публикации новой книги, автором которой будет Уинстон Черчилль, подумывали и крупнейшие издательства. Не прошло и четырех недель, как вермахт вторгся в Польшу, а издававший «Мировой кризис» Торнтон Баттервортс уже связался с главой Адмиралтейства:

«Хотя мы находимся только в самом начале войны, придет время, когда авторы смогут отложить оружие и снова взять в руки ручки для описания этого конфликта»[85].

Баттервортс надеялся, что публикацию второго «Мирового кризиса» Черчилль доверит именно ему. Но тот ответил сухим посланием, не сулящим больших надежд.

Летом 1940 года британский премьер получил новое заманчивое предложение от лорда Саутсвуда из «Odhams Press» — 40 тысяч фунтов за четыре тома о Второй мировой войне. Черчилль ответил: «Пока у меня нет возможности заниматься этим делом»[86].

Весной 1941 года поступило новое предложение, на этот раз на 75 тысяч фунтов. Однако, несмотря на почти двукратное увеличение суммы, издатели получили от секретаря Черчилля Кэтлин Хилл стандартный ответ, что о публикации мемуаров не может быть и речи, пока он занимает пост премьер-министра.