Дверь в зиму - Генри Лайон Олди

* * *

До погреба добежать не успел.

Бухнулся в канаву за плетнем. Через прореху, топорщившуюся обломками сухой лозы. наблюдал, как Стена вспухает сизыми гнойниками. Гнойники лопались со звуком откупориваемых бутылей, исторгали потоки мутной сукровицы и болотных чудищ. Три черепахи — каждая размером со Степанову хату — споро, совсем не по-черепашьи, ползли по лугу к хутору. Взрыкивали, ребристыми ползунами перемалывали луговое разнотравье в кашу, слепо шарили длинными хоботами, выискивая поживу.

Степан не знал, есть ли у черепах глаза. Или они нюхом добычу чуют? По-любому, лучше затаиться, не мелькать без нужды.

Передняя черепаха оглушительно рявкнула, извергла из хобота пламя. Огненный плевок пронесся над головой, обдал горячим ветром. Рвануло позади, за хутором. Из Стены выбрались еще две черепахи и три клопа-смердуна. Упыри не объявлялись. Зачастую они прятались под панцирями бóльших чудищ. Степан даже слово ученое вспомнил: симбиоз.

С рыком, скрежетом и подвыванием, волоча за собой облако вонючих газов, стая надвигалась. Крайнее слева чудище повело хоботом и Степан ахнул, уставившись в черное жерло. Сейчас плюнет — и нет моей хаты! Но тут земля под черепахой встала на дыбы, в уши ударил яростный гром. Черепаху подбросило в воздух — коверкая, ломая, разрывая на куски. Две ее товарки плюнули огнем. Вой, свист: плевки пронеслись над хутором и умчались незнамо куда.

Клопы-смердуны злобно застрекотали, извергая рои смертоносных шершней. Степан поплотнее вжался в землю.

Чудища засуетились, расползлись в стороны — и тут уж Степановы ловушки не подвели. Еще одну черепаху подбросило в воздух. Тяжело рухнув обратно, чудо-юдо занялось чадным рыжим пламенем. Из-под панциря полезли наружу, горя и вереща, упыри. Клопа вывернуло наизнанку, другого разорвало в клочья. Уцелевшие стали отступать, стрекоча в бессильной злобе. Следом за ними ковыляли обгорелые упыри.

До Стены добрались немногие. Ухнули во мглу, взбаламутили; сгинули.

Степан поднялся из укрытия, отряхнул штаны и рубаху. На лугу чадили, догорали останки монстров. Они уже начали погружаться в землю, которая сделалась зыбкой навроде трясины. К ночи от дохлой нечисти на лугу не останется и следа.

На сегодня все? Бывало, нечисть перла через Стену по два, три раза на дню. Сколько осталось ловушек? Хватит, если снова сунутся? Степан оглянулся и сдавленно охнул.

Хутору сегодня досталось.

2

Юрась

Юрась опорожнил в туалете пластиковое судно.

Промыл его дезинфицирующим раствором со слабым хвойным ароматом, ополоснул водой из-под крана и вернулся в бокс. Аккуратно, чтобы не отклеились датчики, перевернул набок пациента номер семнадцать. Влажными салфетками протер анус, промежность и ягодицы. Отметил для записи в журнале: «Кожа дряблая, но не пересушенная, здорового цвета. Фурункулы, воспаления, покраснения, опрелости, пролежни — отсутствуют.» Пациент на действия Юрася не реагировал, как и все предыдущие десять лет. Вернее, раньше он не реагировал на действия Юрасевых предшественников.

Про десять лет Юрась знал от Антона Сергеевича, профессора кафедры нейрохирургии и куратора Семнадцатого. По совместительству — руководителя Юрасевой практики.

Юрась хотел на «скорую», а попал в бункер Мозгача, как за глаза звали Антона Сергеевича и студенты, и коллеги по кафедре. О профессорском бункере в институте ходили фантастические слухи. Говорили, что профессор исследует там живого пришельца. Еще говорили, что Мозгач зомбифицирует нерадивых студентов. Когда их наберется шестьсот шестьдесят шесть, профессор выпустит их в мир для наведения порядка. Самые скучные утверждали, что Мозгач разрабатывает для Министерства Обороны психотронное оружие массового поражения…

В итоге все свелось к банальной прозе жизни. Пациент номер семнадцать находился в коме и требовал ухода. Не профессору же за ним судно выносить? А для практиканта — в самый раз. Вот от практикантов Мозгача байки и расползались по институту шустрыми тараканами. Юрась тоже внес свою лепту в «бункерный фольклор». По его версии, Мозгач выращивал супергероев.

«Я? А что я? Мне способности не развивают. Я на подхвате: принеси-подай, включи-выключи. Приберись, штукатурку подмети: телекинезом накрошили…»

Юрась обработал Семнадцатого антипролежневой присыпкой, проверил тонус мышц. Нормальный тонус. Можно сказать, замечательный. Массажер, встроенный в ложе, свое дело делает. Еще и живой массажист через день-два наведывается. Ручищи-лопаты, на плечах футболка трескается; физиономия — чистый помидор. Натуральный мясник! Но массажист, говорят, от бога. Другого профессор к своему любимцу не допустил бы.

Сменив простыню и наволочку, Юрась уложил пациента на спину. Проверил контакты датчиков: шлем с электродами плотно сидел на обритой наголо голове. Сверился с показаниями приборов: все в норме. Сделал записи в журналах — бумажном и электронном, на лабораторном компьютере, который не был подключен к сети: ни к всемирной, ни к локальной. Вещь в себе, так сказать. Компьютер с выходом в интернет тоже имелся — телефон здесь брал сеть через раз.

Юрась стащил медицинские перчатки, бросил в корзину. Вымыл руки, сунул ладони под струю горячего воздуха. Вернувшись, обвел взглядом бункер.

Ложе с изменяемой геометрией и жесткостью от «Vilion Medical». Устаревшее, но все равно крутое. В последних моделях автоматизировано вообще все, вплоть до отвода отходов жизнедеятельности и антисептической обработки, но как его заполучить?

Даже профессор спасовал.

Стойки с контрольной аппаратурой. Россыпи сигнальных огоньков. Письменный стол, компьютеры. Встроенные застекленные шкафы с инструментами и медикаментами. Мультирежимные лампы под потолком: от мягкого «интима» до мощного бестеневого освещения для хирургических операций. Ребристый короб системы принудительной фильтрующей вентиляции. Дверь в санузел. Другая дверь — в крохотную кухоньку с микроволновкой и холодильником. Мозгач сразу предупредил: питаться только в кухне, при плотно закрытой двери. В основном помещении маску не снимать!

И санобработка ультрафиолетом на входе и выходе.

В дальнем конце бункера пряталось второе ложе, попроще. Тоже с датчиками, нейрошлемом и блоками контрольных приборов: темных, со слепыми бельмами экранов. Вдруг «Vilion Medical» выйдет из строя? Техника надежная, немецкая, но мало ли…

И чего Мозгач с Семнадцатым носится? Да, ветеран. Да, герой войны. Но ведь он не один такой! Инвалид? Под простыней угадывались очертания двух культей: левой ноги выше колена и левой руки сантиметров на десять ниже локтя. Героев и инвалидов в Украине тысячи. И коматозников наверняка хватает. Что, каждый лежит в «Vilion Medical»? Каждого цельный профессор опекает?

Особое положение Семнадцатого интересовало Юрася с начала практики. Но не приставать же с расспросами к профессору?

Запрос в Гугл был делом времени.

* * *

Через два часа практикант Юрий Смоляченко откинулся на спинку кресла и устало потер слезящиеся глаза. Поиск результатов не дал. Пациентов-коматозников — инвалидов войны — в Украине насчитывалось одиннадцать человек. Семнадцатый не был уникален. Условия ухода