Главный противник. Тайная история последних лет противостояния ЦРУ и КГБ - Джеймс Райзен

Толкачёв сказал Ролфу, что если ЦРУ сможет изготовить для него дубликат пропуска, то он будет оставлять подлинный пропуск в секретной библиотеке, а выходить из здания по дубликату. Толкачёв передал ЦРУ фотографию своего пропуска, и после нескольких месяцев кропотливой работы специалисты ЦРУ изготовили ему дубликат, который по форме и цвету ничем не отличался от оригинала.

К концу 1982 года объем поступавших от Толкачёва материалов настолько возрос и он так часто стал вызывать на встречи, что ЦРУ попросило его снизить темп. Он слишком рисковал.

Во время очередной встречи в апреле 1983 года не было отмечено никаких тревожных признаков, но вскоре Толкачёв запаниковал и на несколько месяцев прервал связь. Он узнал, что в институте проводилось какое-то расследование. Прошел слух об утечке из конструкторского бюро какой-то секретной информации, и служба безопасности начала проверку. Некоторое время Толкачёв был уверен, что КГБ уже вышел на его след, и стал ходить на работу, держа во рту капсулу с ядом. Однажды он даже по вызову руководства пошел с капсулой во рту, на тот случай если его обвинят в шпионаже. Надо было чуть-чуть сжать капсулу зубами, сделать несколько глубоких вдохов, и все было бы кончено. Однако встреча оказалась рутинной. Она продолжалась всего минут десять и касалась чисто технического вопроса. Толкачёв, все еще держа капсулу во рту, вернулся на свое рабочее место, руки у него свела судорога, а сердце с бешеной скоростью качало его насыщенную адреналином кровь.

Толкачёв отвез все, что его связывало с ЦРУ, на свою дачу, купленную на деньги ЦРУ, и там сжег в печке условия связи, задание и даже пакет денег и смотрел, как превратились в пепел 200 тысяч рублей.

Но в конце концов авантюризм Толкачёва взял верх. Пропустив три встречи с ЦРУ (в этот же период оперативному работнику тоже пришлось дважды отказываться от выхода на встречи), Толкачёв в ноябре 1983 года восстановил контакт. Он информировал ЦРУ о проводившемся в институте расследовании, но к этому времени уже был уверен, что оно закончилось.

Толкачёв снова стал фотографировать секретные документы, но его отдача снизилась — он уже передал большинство секретных документов, к которым имел доступ по работе. Теперь он сообщал только об изменениях, вносимых в материалы, переданные им в предыдущие годы. В 1984 году ЦРУ провело с Толкачёвым только две встречи. События достигли своего апогея.

Последняя встреча с Толкачёвым была проведена в январе 1985 года. Были отмечены две аномалии, которые потом вызвали в Лэнгли много вопросов. Вместо той форточки, которой он всегда подавал сигнал ЦРУ, он открыл другую, а сделанные им фотоснимки оказались не в фокусе.

ЦРУ было известно, что иногда КГБ, работая с перевербованными агентами, позволял им передавать нерезкие фотографии документов, чтобы убедить американцев, что с их агентом все в порядке, но в то же время не допустить утечки важной информации. В ходе январской встречи Толкачёв предупредил своего нового куратора, что его беспокоит пленка. Он фотографировал в условиях плохой освещенности в туалете КБ и не был уверен, что снимки получились хорошо.

Когда Толкачёв в апреле не вышел на очередную встречу, это не вызвало особой тревоги. Такое случалось и раньше. ЦРУ имело запасные условия связи для внеочередного вызова Толкачёва одним из ранее обусловленных сигналов. Однако к этому времени Толкачёв уже был арестован и раскрыл КГБ свои условия связи. Стомбау в качестве сигнала вызова на внеочередную встречу использовал свою автомашину с дипломатическим номером, которую ставил у овощного магазина на улице Чайковского. На приборной панели автомобиля должна была лежать карта Москвы.

Люди Красильникова «прочли» этот сигнал, но решили не отвечать на него. Конечно, невыход Толкачёва на внеочередной контакт может несколько насторожить американцев, но вряд ли они придут к выводу, что агент провалился. Агенты ЦРУ в Москве довольно часто пропускали встречи. Для этого мог быть десяток причин. Надо будет еще немного поиграть с американцами.

5 июня резидентура ЦРУ отказалась от проведения встречи с Толкачёвым из-за того, что оперработник обнаружил слежку, и Красильников решил закончить игру. Ровно в 12:10 13 июня, как это предусматривалось условиями связи, он открыл форточку в квартире Толкачёва, которая окнами выходила на улицу Чайковского.

Через полчаса Красильников закрыл форточку. Проезжавший мимо работник резидентуры ЦРУ «прочел» сигнал и на следующий день два работника резидентуры — Пол Стомбау, который имел в КГБ прозвище «Нарцисс», и его коллега «Жаворонок» — выехали на проверочный маршрут. Американцы проглотили наживку. Даже московская погода им благоприятствовала: после трех дней проливных дождей с грозами небо неожиданно очистилось.

Ровно в 5 часов вечера стационарный пост наружного наблюдения «объявил» о выезде из дома Пола и Бетси Стомбау. Внешне трехчасовая поездка супружеской пары по Москве выглядела как обычный шопинг. Они побывали в трех магазинах, часто посещаемых дипломатами. Дважды наружное наблюдение их теряло, но каждый раз их обнаруживали стационарные посты наблюдения, рассредоточенные по городу, и сообщали об этом на командный пункт Красильникову.

Красильников приказал вести слежку за Стомбау и его коллегой с максимальных дистанций. В плотной слежке вообще не было необходимости, поскольку конечная точка поездки американцев в этот приятный июньский вечер полностью контролировалась. Разведчики ЦРУ могли сколько угодно прибегать к любым ухищрениям, но в итоге один из них попадет в подготовленную для него западню.

К 8 часам вечера Шароватову стало ясно, что на встречу с Толкачёвым пойдет Стомбау. После посещения третьего магазина бригады наружного наблюдения снова на семь минут потеряли супругов Стомбау. Машину американского дипломата обнаружили, когда она въезжала на автостоянку около гостиницы «Украина» на набережной Москвы-реки. В машине была одна Бетси.

Москва. 18 июня 1985 года, 19:01

Полковник Олег Антонович Гордиевский, еще четыре недели назад исполнявший обязанности резидента КГБ в Лондоне, в этот момент старался усилием воли сделаться невидимкой, человеком, незаметным для всех, кроме представителей британской «Сикрет интеллидженс сервис» в Москве. Одетый в серый плащ, он стоял на Кутузовском проспекте под дождем, выровняв носки ботинок на расстоянии нескольких сантиметров от кромки тротуара, и крупный пот выступал у него на лице. Он напряженно всматривался в проносящийся мимо поток автомашин и думал, чем вызван пот на лице: страхом, неотступно сопровождавшим его на протяжении последних четырех недель, или кубинским ромом, который он пил почти каждый вечер. Он решил, что, видимо, причины было две.

Он понимал, что его попытка казаться всего лишь одним из многих москвичей, спешащих домой в этот дождливый вечер, была напрасной тратой сил. Его остроконечная кожаная кепка, память о командировке в Данию, плохо сочеталась с невзрачным дождевиком советского производства, а набитый газетами пластиковый пакет магазина «Сэйфвэй», который он держал в левой руке (Гордиевский был в этом уверен), как огромный красный флаг, бросался в глаза прохожим, торопившимся к метро «Киевская», и представителям партийной номенклатуры, проносившимся в своих лимузинах по разделительной полосе широкого проспекта. Он с ужасом думал, что весь его внешний облик просто кричал: «Вот он, сбежавший английский агент, ловите его, пока не скрылся!»