Любовь дикая и прекрасная - Бертрис Смолл

Впрочем, у торговки красками для лица она купила одну лишь краску для век, презрев хну, белую ртутную мазь и красную губную помаду.

Торговке духами повезло больше, она продала Кат три хрустальных флакона. В одном был мускус, в другом — духи из дикорастущих весенних цветов, а в третьем — что-то лесное из зеленого папоротника и мха.

Потом пришли женщины с драгоценностями на подносах, и тут Катриона проявила большую разборчивость. Она взяла дюжину небольших золотых браслетов и дюжину серебряных. Прельстили ее тонкие золотые цепочки, некоторые простые, а некоторые с аметистами, гранатами, топазами, аквамаринами или оливинами. Приобрела несколько четок — из бирюзы, жадеита и коралла, как белого, так и розового. Последними покупками стали жемчужные ожерелье на тонкой золотой нити и серьги ко всему, что уже было куплено.

Когда Осман возмутился ее расточительностью, она сразу же осадила:

— Иди к Великому евнуху, ты, насекомое! Если он скажет нет, тогда я подчинюсь.

Осман вздохнул и расплатился с довольными торговками.

А Катриона немного поела и затем провела два восхитительных часа в гаремных банях, где ее обхаживали как могли. До главной банщицы уже дошел слух, что новая наложница в большой милости у господина. Снова очутившись у себя в комнате, она заснула, а когда, уже ближе к вечеру, ее разбудили, опять откушала свежего йогурта и фруктов.

Перебирая купленные одежды. Кат остановилась на зеленоватом цвете оттенка незрелого лимона. Шелковые шаровары стягивала у каждой лодыжки манжета немного более темного тона, вышитая золотыми цветами. Прозрачная шелковая блуза имела на длинных рукавах перемежающиеся полосы этих же двух тонов, а поверх Катриона надела короткую, без рукавов жакетку, конечно, тоже из зеленоватого шелка; бока и низ ее украшало богатое золотое шитье с жемчугом. Крохотными жемчужинами было оторочено и болеро. На бедра подошел шелковый пояс с неизменными золотыми и зелеными полосками. Замшевые тапочки посверкивали множеством жемчужных цветочков. Свои золотистые волосы она покрыла длинной полупрозрачной вуалью, тоже из зеленого шелка, а на шею надела два ожерелья — одно жадеитовое, другое жемчужное. На руки нанизала золотые браслеты, а в уши вставила серьги из золота и жадеита.

Когда Хаммид увидел свою любимицу в новом наряде, то его лицо расплылось в широкой улыбке.

— Великолепно, Инчили, — воскликнул он, — у тебя есть и вкус, и чувство стиля!

Негр проводил ее до спальни визиря, а прощаясь с ней перед самыми дверями, напутствовал:

— Желаю тебе этой ночью испытать радость.

Кат спокойно прошла в комнату и увидела, что визирь уже ждет. В его серо-голубых глазах она прочла одобрение.

— Слышал, что ты тратишь мои деньги, — весело произнес паша и, протянув руку, стянул с ее головы покрывала.

— Вы говорите, мой господин, что получаете со мной удовольствие, и, однако, до сегодняшнего дня последняя из женщин вашего гарема имела больше, чем я. Я не жадна и не расточительна, но мне требуются одежды.

— С ними или без них, ты, Инчили, прекраснейшая из женщин.

И Кат увидела, что в его глазах вспыхивает желание.

Заметив шахматные фигуры, расставленные на низеньком столике, она спросила:

— Не хотите ли сыграть, мой господин Чика?

Визирь даже развеселился.

— А ты умеешь?

— И весьма неплохо, или по крайней мере так говорили оба моих мужа, — ответила она со спокойствием, которого не ощущала. — Рука вельможи указала на подушки, лежавшие подле фигур из слоновой кости, а сам он сел у тех, что были вырезаны из черного оникса. Но вдруг его глаза загорелись недобрым огоньком.

— Подожди!

Кат вопросительно подняла глаза.

— Сними жакетку и блузку, Инчили. Если уж ты так хочешь оттянуть неизбежное, то я по крайней мере буду наслаждаться зрелищем твоих грудей.

Она покраснела, и это визирю понравилось. Женщина разъярена, но вынуждена подчиниться. Чудесное, дикое создание, что за наслаждение — эта битва! В конце-то концов он ее все равно укротит. Представив, как Инчили станет вымаливать у него милостей, Чикалазаде испытал крайнее возбуждение. Подобно какому-то огромному зверю, его мужской орган вдруг ожил.

Катриона же играла с упрямой сосредоточенностью, которая восхитила визиря, и, поскольку он не мог отвести глаз от роскошных грудей противницы, его фигуры оказались в угрожающем положении. А она еще и намеренно выставляла свой бюст вперед и поводила им, соблазнительно покачивая. Чтобы устранить этот перевес, Чикалазаде обошел вокруг стола и сел рядом. И тут же, словно невзначай обвив ее рукой, обласкал мягкую грудь, насладившись растерянным вздохом шахматистки и внезапной твердостью розоватого соска. Голова паши склонилась, и он припал к шелковистому женскому плечу, передвигая одновременно своего короля на поле, казавшееся уязвимым. Взволнованная и переставшая думать, Кат сразу пошла ферзем и в ужасе услышала довольный смех визиря.

— Шах, моя рассеянная красавица, и… — он толкнул ее спиной на подушки, — мат!

И, прежде чем она опомнилась, Чикалазаде уже взобрался на нее и со смехом глядел сверху. А руки его поигрывали с тугими шарами, трепетавшими от каждого их прикосновения.

— Не гневись, моя нежная Инчили. Ты слишком сладостна, чтобы я мог устоять. И я не хочу с тобой игр, я хочу с тобой любви.

— А я не из ваших гаремных кисок, что немедля раздвигают ноги перед своим господином, — огрызнулась Кат. — Я не уступлю. Это будет изнасилование!

Визирь снова рассмеялся, а глаза его озорно засверкали.

— Хорошо, — согласился он, — тогда это будет изнасилование волнующее и приятное.

И Катриона почувствовала, как его руки развязывают пояс у нее на бедрах и дюйм за дюймом стягивают шаровары.

— Нет! — завизжала она. — Нет!

Бешено отбиваясь, Кат даже попробовала царапаться, но Чикалазаде только рассмеялся. Мужчина был намного сильнее, и Кат стала уставать. Успешно стянув с нее одежды, он и сам, все еще обхватывая ее ногами, сумел сбросить свои шаровары. Теперь их горячие нагие тела соприкасались по всей длине, и визирь наслаждался атласной гладкостью ее кожи. Он уже потянулся было к сладостным устам, но Катриона в ярости отвернула лицо.

Смеясь, паша захватил тогда ее голову меж своих ладоней, и уклониться от его рта оказалось уже никак нельзя.

Она еще пыталась сопротивляться, но тут мучитель провел своим нежным языком по ее маленьким белым зубкам, и в ней самой уже взметнулось пламя желания.

Несогласные губы разошлись со слабым стоном отчаяния, и она задрожала под телом мужчины. А его губы медленно перешли к ней на веки, трепетно их поцеловали, а затем и щеки, мокрые от слез. Но вот визирь остановился и, опершись на локоть, тихо спросил:

— Почему ты не можешь вся мне отдаться?! Твое тело жаждет моего, однако ты отказываешь мне в полной победе.