Еврейская сага. Книга 3. Крушение надежд - Владимир Голяховский

— Лиля, могу подвезти тебя домой, моя машина в переулке за углом.

Лиля опять поразилась его настойчивости, на этот раз она сочеталась с любезностью:

— Спасибо, я на трамвае доеду.

Он пошел рядом, взял ее под руку и почти насильно подвел к машине, похвастался:

— Новенькая, недавно купил. Хочешь покататься?

— Только недолго, мне скоро домой надо.

Он ловко вел машину и по дороге дружески болтал:

— Зачем тебе домой торопиться, ревнивый муж ждет?

Она отвернулась и неохотно сказала:

— Мужа я оставила в Албании.

Его это как будто обрадовало:

— Вот и покатаемся.

По Ленинградскому шоссе они выехали за город, он часто поглядывал на нее и болтал, откровенничая:

— Мне недолго осталось работать в Боткинской, я скоро уеду — получил кафедру.

— Да? Я очень рада за тебя. Поздравляю! Где будет твоя кафедра?

Евсей презрительно ухмыльнулся и процедил с сарказмом:

— Кафедра где? В Саранске, в столице Мордовии. Слыхала про такой городишко?

Лиля с удивлением подняла брови, покосилась на него, а он продолжал:

— Я знаю, что ты думаешь, дурак, мол, Евсей. А на самом деле дурак не я, а вокруг меня полно дураков. Знаешь, сколько у меня печатных научных статей? Сотни. Я лучший специалист по электрокардиографии, мог бы заведовать кафедрой и в Москве. Но дураки не дают мне ходу, потому что я еврей и беспартийный. Меня всегда считали лучшим учеником профессора Вовси. Когда он умер, я ждал, что мне дадут его кафедру. Но взяли партийного русского со стороны, никому неизвестного. Ну а в Саранске как раз недавно организовали медицинский факультет. Я обозлился на московских сволочей и подал документы туда. Мне прислали бумагу, что я прошел по конкурсу, взяли, хотя я остался беспартийным евреем. В провинции специалисты нужней. Знаешь, я тебе по-дружески скажу, это большой компромисс с моей стороны, я мог бы еще подождать, но мне надоело быть в зависимости от ничтожеств.

В голосе его звенело раздражение и много обиды. Лиле стало жалко его, она повернулась к нему и по-женски мягко положила свою руку на его руку, успокаивая. Он покосился на ее руку, улыбнулся и замолчал. Она не заметила, как он свернул с шоссе и поехал в сторону по узкой и пустынной дороге. Они въехал в лес, и Евсей остановил машину в густых кустах.

— Куда это ты привез меня? — удивленно спросила Лиля.

Вместо ответа он вдруг крепко обнял ее и стал целовать в щеки, в шею.

— Евсей, что ты делаешь?.. Нет!.. Не надо… Пусти меня!

Лиля старалась вырваться, но он продолжал обнимать и целовать ее все более страстно, их губы слились. Лиля все же приготовилась вырваться из машины. Евсей нажал какой-то рычаг сбоку, спинка сидения откинулась назад, и они вдруг оказались лежащими рядом. Он прижал ее к себе правой рукой, жарче и жарче целовал и водил по телу Лили свободной левой рукой:

— Евсей, не надо… нет… я не хочу… ты с ума сошел… отпусти меня… — Лиля пыталась оттолкнуть его, но ее руки были зажаты. Оба тяжело дышали, он не останавливался в пылу желания, закрыл ее рот горячим поцелуем, продел руку под юбку, гладил ее между ногами, стараясь возбудить в ней ответное желание. Что ей было делать? Стиснутая, она еще успела с трудом сказать:

— Ты хочешь меня изнасиловать? — И почувствовала, как он стаскивает с нее белье…

Лиля давно не испытывала прилива страсти и тосковала об этом. Она отворачивалась, сердито и пристально смотрела на мужчину. А он двигался на ней в своем ритме, разводил рукой ее ноги, проникал в нее, и уже поздно было сопротивляться. Скоро возбуждение передалось и ей, сначала нехотя, потом все больше и больше она поддавалась его движениям и сквозь зубы стонала от давно не испытанного наслаждения…

Они лежали радом. Никогда Лиля не думала, что кто-то может ее изнасиловать.

— Ты заманил меня, чтобы изнасиловать, — сказала она.

— Не сердись. Я давно хотел тебя. Когда ты проходила мимо, я смотрел на тебя, и мне так тебя хотелось, что от возбуждения голова кружилась. Я не мог избавиться от желания.

— А меня ты спросил, чувствовала ли я такое желание?

— Ну, не сердись. Я думал, нам обоим будет приятно.

— Я сержусь на себя, зачем я, дура, поехала с тобой?

— Но ведь тебе тоже было хорошо со мной? Ведь было?..

Она видела, что он расстроился, и немного смягчилась:

— Ну да, было, конечно. Ты заставил меня насильно.

— Я думал, что ты тоже хочешь.

— Ты, значит, думал о моих желаниях…

— Ну, да, ты ведь одна, без мужа.

— Ах, вот оно что! Да, без мужа. Поэтому ты заставил меня? Думал, что я легкая жертва? Да, я мучаюсь одна, как все одинокие женщины. Но мне стыдно, что меня изнасиловали. Теперь ты будешь хвастаться другим: «Я ее трахнул». Будешь ведь?

— Не буду… — У Евсея было такое жалобное выражение лица, что Лиля невольно улыбнулась.

— Обещай, что никому об этом не скажешь. Обещаешь?

Он обнял ее и опять приник к ней, зажал рот поцелуем:

— Обещаю, обещаю, обещаю… Можно мне исправить свою вину?

На этот раз она не сопротивлялась.

Самые большие перемены Лиля нашла в Ане Альтман: из тихого, молчаливого и безобидного существа, каковым она была в студенческие годы, Аня превратилась в энергичную, смелую и решительную женщину. Теперь она громким командным голосом оспаривала в разговорах, особенно на собраниях, все, что считала неправильным и несправедливым. Лиле она сказал так:

— Я стала борцом за справедливость. Три года отработала в Серпухове, вернулась в Москву, познакомилась с очень интересными людьми. Их называют диссидентами. И я стала диссиденткой.

Лиля поразилась:

— Аня, кто это, диссиденты? Я раньше не слышала о них ничего.

— Диссиденты — это люди, несогласные с общественными порядками, инакомыслящие, правозащитники. Мы за открытую печать, мы протестуем против цензуры, против репрессий и арестов за критику режима. Мы боремся против трех принципов советского социализма: ничего не видеть, ничего не слышать, ничего не говорить. Я хочу все видеть, все слышать и обо всем говорить, и говорить громко.

— Вы идете против государства?

— Не против, но мы добиваемся справедливости в государственном строе. Наше движение только зарождается, но в нем уже лидируют группы еврейских интеллигентов. Мы боремся еще и против антисемитизма.

— Аня, но это же опасно, за это могут арестовать.

— Могут. К этому надо быть готовым.