Хромосома Христа, или Эликсир бессмертия - Владимир Колотенко

– Цивилизационные игры? – спрашивает Лена.

– Что-то похожее.

Как когда-то для поиска Юры, ребята из «Google» создали нам его виртуальную модель, так и сейчас мы построили компьютерную модель Пирамиды, собственно, модель идеального социума, если хочешь, – Града Божьего! Да-да, именно!.. Над нею трудились уже давно, с того самого момента, когда Жора еще в Москве познакомился с Мишей Брином и его сыном Сергеем. Вернее, с тех самых пор, когда Жора по-настоящему уверовал в Пирамиду, в неизбежность ее построения. Модель была великолепна, знаешь, просто блистательна!.. Это был рай! Люди там жили, как во времена Адама. Все деревья познания добра и зла мы, конечно же, повыдергивали с корнями. Еву сразу же одели в красивые, но скромные одежды, и все яблони заменили на пальмы. Адам стал садовником… Что же касается змия-соблазнителя, то из него мы сварили уху… Мы наделили каждого такими качествами, такими добродетелями!.. Это была виртуальная страна Совершенства, Новая Атлантида, если хочешь, – Царство Небесное…

– И Иисус…

– С Иисусом не все так просто, как кажется. Быть может, поэтому у нас и пошли потом сбои. Но модель – это всего лишь модель, нам же нужны были живые люди… А модель была лишь подсказкой, штампом, матрицей, обычной инструкцией, но она помогла нам верно выстроить свою стратегию достижения цели. Ну и тактику, конечно, и каждый наш шаг.

Тысячи компьютерных персонажей с нашими апостолами во главе мы расселили в виртуальном мире и дали им полную свободу действий – живите! Сейте, пашите, стройте жилье, производите товары и машины, творите, любите, рожайте детей…

– Прекрасно! И что?..

– Мы натоптали их геномы всеми известными добродетелями, известными человечеству: никакой борьбы, никаких войн, никаких революций…

– Да-да… И?..

– И эта виртуальная цивилизация… Можно скептически ухмыляться, но дело обстоит именно так: близок, как никогда близок конец эры греха, мир на новом витке развития; вот-вот настанет день, когда горб мира выровняется, когда животные страсти (это же атавизм!) изживут себя, и только в книжках можно будет прочесть о змеиных уловках человека прошлого, о волчьих его повадках, лисьей хитрости, слоновьей нерасторопности и заячьей трусости… О нечеловеческой страсти к накопительству, жадности, скупости, скряжничеству и нещедрости… И вот все это умрет навсегда. Можно над этим смеяться, но совсем скоро каждый увидит это собственными глазами.

Мы вбили себе в голову во что бы то ни стало достичь желаемого результата, брались сразу за несколько дел и, конечно же, совершали ошибки. Не понимаю, как от этих беспрестанных, упорных и чрезмерных усилий мы не сошли с ума. Страсть к совершенству превратила нас в маньяков.

– Ты уверен? – спрашивает Лена.

– Мы освоили методику выращивания нейроцитов in vitro в лабораторных условиях, а потом…

– In vitro!?.

– Мы вырастили мозг не только Эйнштейна, но и твоего любимого Маркса, и Пригожина, и Маккиавели… «Голова профессора Доуэля». Гаврилишин нам помог в экономике… И в случае необходимости использовали эти головы при мозговом штурме для решения трудноразрешимых проблем.

– Вы брали напрокат мозг Эйнштейна? – спрашивает Лена.

– Да, на пару часов, на сутки… Это был коллективный мозг.

– Коллективный мозг и брейн стоминг?

– Да. Это был и кабмин, и парламент, и конгресс, и кнессет, здесь была и Палата лордов, и Дума, и Совет старейшин, объединены все формы правления. И не было короля. Ни короля, ни президента, ни шейха, ни… Правила, собственно, машина. Она принимала решения, предлагала несколько вариантов и прогноз развития тех или иных событий. Учитывалась каждая мелочь, способная изменить в будущем ход истории.

– Такая как?..

– Да любая, самая незначительная на первый взгляд, скажем, глянец плеч Жозефины или блеск глаз Таис…

– Блеск глаз?

– Неодолимый признак творческого потенциала любого вождя.

– Улыбка Джоконды?

– Да, кокетство – как двигатель прогресса.

– И не было никакой борьбы за власть?

– Никакой…

– Никаких партий, идеологий?

– Они не имели смысла. Любая идеология – это пустышка, поскольку каждый день жизнь преподносит такие уроки существования и развития, какие невозможно предусмотреть никакой идеологией. Идеология – это догма, тормоз и враг развития, застывшая, окаменевшая мысль. Застывшая лава еще вчера грохочущего и брызгающего новыми мыслями политического вулкана. Это рудимент политики, анахронизм. Подчинившись какой-либо идеологии и следуя ей, общество заливает свои легкие суперпрочным цементом. У такого общества нет будущего, поскольку оно перестает свободно дышать.

– Даже Америка, даже Китай?

– Даже Лихтенштейн и Монако.

– И Ватикан?

– Пока белый дым вырвется из трубы на свободу, не одна голова претендента на роль Папы рухнет на плаху святого престола.

– Значит, роль каждого игрока в этом вертепе?..

– Да, весь мир – театр… И битва за трон никогда не выявит победителя. Совсем скоро мир станет един, как…

– Невероятная скука!

– Ты не поняла: един – не значит однообразен. Он будет един, но разнообразие его будет таким же пестрым. Ведь для этого Бог и дал каждому из нас по три с половиной миллиарда нуклеотидов. Чем выше гетерогенность системы, тем она устойчивее и ее энтропия неизменно растет. Единство мира в его генофонде, а проявление, манифестация, вся феноменология жизни, останутся бесконечно яркими и богатыми. Традиции, чувства наций по-прежнему должны уважаться. Никаких шовинизмов, нацизмов и национализмов. Никаких расизмов! Все авгиевы конюшни геномов будут напрочь очищены от всех скотских поползновений.

Мы понимали, что вполне возможно, именно это неясное, расплывчатое, чисто абстрактное представление о Пирамиде и являлось камнем преткновения, вызывая среди нас споры, недомолвки и даже мелкие ссоры. И все же меня радовало, что каждая такая стычка проясняла какую-нибудь деталь, линию, штрих в строящемся сооружении, просветляла наше будущее. Я радовался даже чашечке кофе, которая объединяла нас за завтраком и особенно партии в теннис, когда, проиграв свой сет, Инна искренне казнила себя за неудавшийся эйс и потом просила меня подавать ей мячи для отработки техники подачи. Но самую большую радость мне доставляли минуты общения с Аней, живописные минуты искренней радости, деля которые на двоих, мы были счастливы. Поздним утром, медленно выбравшись из ленивой постели, раздвинув полоски жалюзи и удостоверившись, что небо чисто от туч, она, тотчас распахнув окна настежь и встав на цыпочки, тянулась руками и всем телом к уже высокому солнцу… И вдруг начинала петь…

– Ты был счастлив с ней? – спрашивает Лена.

– Она была неравнодушна ко мне.

Юлиному любопытству не было предела: