Мертвые возвращаются?.. - Тана Френч

— Мы сделаем все, что необходимо. Думаю, она не стала бы возражать.

— Тело является уликой в незакрытом деле об убийстве, так что крайне маловероятно, что вам его отдадут. Пока расследование не завершится, она будет оставаться там, где находится сейчас.

Мне не было необходимости вдаваться в подробности. Думается, Дэниел и без того представил себе все как есть. Мой собственный мозг на всякий случай уже держал наготове картинки с тем же самым изображение. Оставалось лишь нажать кнопку «Воспроизведение». По лицу Дэниела пробежала легкая судорога, еще резче обозначив линию носа и губ.

— Как только мы будем знать наверняка, чьих это рук дело, — произнесла я, — попробую уговорить начальство, чтобы тело выдали вам. Как-никак вы стали для нее второй семьей.

На какое-то мгновение его веки дрогнули, потом лицо вновь приняло каменное выражение. Оглядываясь назад — вовсе не затем, чтобы себя оправдать, — я думаю, каким жестким, безжалостным прагматиком был Дэниел, хотя, казалось бы, выбрал для себя добровольное заточение в башне из слоновой кости. Офицер на поле брани оставляет своего погибшего собрата, даже не оглянувшись, лишь бы вывести из окружения тех, кто еще жив.

— Как ты сама понимаешь, — произнес Дэниел, — я не позволю тебе оставаться в доме. Остальные вернутся не ранее чем через час, так что у тебя достаточно времени, чтобы собрать веши.

Я ожидала этого, и все равно чувство было такое, будто мне влепили пощечину. Дэниел осторожно потушил о каменную плиту сигарету.

— Мне не хотелось бы, чтобы остальные узнали, кто ты такая на самом деле. Думаю, не нужно тебе объяснять, каким это будет для них ударом. У вас с детективом Мэки наверняка имеется план на случай, если тебя понадобится срочно убрать отсюда. Причем так, чтобы это не вызвало никаких подозрений, верно?

Что ж, ничего другого мне не оставалось. Коль уж выдала себя, значит, выметайся, и чем скорее, тем лучше. Я сузила список подозреваемых до четырех человек, так что Фрэнку с Сэмом будет с чего начать. Мне также будет несложно объяснить, почему наш с Дэниелом разговор не записан на пленку: мол, оборвался микрофон, причем по чистой случайности. Разумеется, Фрэнк мне не поверит, однако не станет поднимать из-за этого шум. Я же в рапорте изложу кое-какие фрагменты нашего разговора — те, что устраивают лично меня, — и вернусь домой с чистой совестью; более того, триумфатором.

Раньше мне и в голову не приходила такая возможность.

— Разумеется, — подтвердила я. — Я могу уйти отсюда, предупредив начальство за пару часов и не разоблачив себя. Но я этого не сделаю. По крайней мере до тех пор, пока не выясню окончательно, кто убил Лекси и почему.

Дэниел повернул голову и посмотрел на меня. На какое-то мгновение я едва ли не кожей ощутила опасность, ясную и холодную как лед. Впрочем, чему удивляться? Я проникла в их дом, в их сплоченную семью, я пыталась погубить их, лишить всего раз и навсегда. Или он сам, или кто-то из остальных уже один раз убил человека, причем за куда более невинные прегрешения. Ему хватило бы сил это сделать, как хватило бы ума и изворотливости избежать наказания. А я оставила пистолет в спальне. Струйка воды пела у наших ног, меня же то и дело словно пронзало электрическим током — от позвоночника и до ладоней. Но я выдержала его взгляд и даже не пошелохнулась. Даже не моргнула.

Спустя какое-то время Дэниел едва заметно повел плечами. Мгновение — и взгляд его уже обращен внутрь. Он судорожно перебирал варианты, сортировал, уточнял, соединял, причем даже быстрее, чем я могла себе представить.

— Так не пойдет, как ты понимаешь, — произнес он наконец, — Ты решила, что мое нежелание причинять боль остальным дает тебе некое преимущество. Поскольку они по-прежнему пребывают в уверенности, что ты Лекси, это дает тебе шанс заставить их говорить. Но поверь мне, каждый отдает себе отчет в том, что поставлено на карту. И дело не в том, что кто-то из нас или все мы, вместе взятые, попадем за решетку. У тебя нет улик, которые прямо указывали бы на кого-то из нас. Против нас не будет возбуждено дело, ни по отдельности, ни коллективно. Будь так, вы бы давно арестовали всех, кого следует, и в этом спектакле не возникло бы необходимости. Более того, держу пари, что еще несколько минут назад ты не была на все сто уверена, что убийца обитает в стенах нашего дома.

— Я была готова ко всему, — возразила я.

Дэниел кивнул.

— На сегодняшний день перспектива угодить за решетку заботит меня меньше всего. Но задумайся о сложившейся ситуации, хотя бы на мгновение представь ее с точки зрения остальных. Представь, что Лекси жива, здорова и вернулась домой. Представь, ей станет известно, что ее, к примеру, пырнул Раф, и это едва не стоило ей жизни. Неужели ты считаешь, что после этого Лекси останется жить с ним под одной крышей, не опасаясь за собственную жизнь, не держа на него обиды, не пытаясь использовать то, что ей известно, против него самого?

— Мне казалось, ты только что сказал мне, что она была не в состоянии думать о прошлом, — напомнила я.

— Это уже слегка другая песня, — не без язвительности возразил Дэниел. — Вряд ли он поверил бы, что Лекси все забудет, что для нее это что-то вроде ссоры из-за того, чья очередь покупать молоко. А даже будь оно так, неужели ты думаешь, он мог бы каждый день смотреть на нее и не понимать, чем рискует — что всего один звонок детективу Мэки или О'Нилу, и он по ее милости загремит за решетку? Не забывай, это ведь Лекси. Ей ничего не стоит набрать номер полицейского участка, не подумав о последствиях. Неужели он сможет обращаться с ней как раньше — поддразнивать, спорить, не соглашаться? А остальные? Жить как на иголках, читать опасность в каждом взгляде, в каждом слове, пребывать в вечном ожидании момента, когда какая-нибудь мелочь, какая-нибудь оплошность приведет к взрыву, который разнесет все к чертовой матери на мелкие кусочки. Сколько, по-твоему, такое может продлиться?

Голос его был спокоен и ровен. От сигареты вился легкий дымок, и Дэниел наклонил голову, наблюдая, как тот то стелется вниз, то спиралью завивается вверх сквозь дрожащие полосы света.

— То, что случилось, мы в состоянии пережить, — произнес он наконец. — Нас убьет другое — мы все знаем, что именно произошло. Наверное, звучит странно, особенно из уст человека образованного, который более всего на свете превозносит знание, однако и Книга Бытия, и драмы эпохи короля Иакова говорят о том, что чрезмерное знание опасно. Всякий раз, когда мы будем собираться вместе, в комнате будет незримо присутствовать окровавленный нож, и в конечном итоге он отсечет нас друг от друга. Никто из нас не допустит подобного. С того самого дня, когда ты явилась в наш дом, мы приложили все усилия, чтобы наша жизнь вернулась в нормальное русло. Если можно так выразиться. — Дэниел слегка улыбнулся и выгнул бровь. — А сказать Лекси, кто пырнул ее ножом, значило бы поставить на всем жирный крест. Никто из нас никогда этого не сделает, ты уж поверь мне.

Когда ваша жизнь протекает в непосредственной близости от кого-то, когда вы проводите с людьми почти все свое время, когда вы любите их всей душой, то порой перестаете их видеть. Если, конечно, Дэниел не блефует, он допустил свою последнюю ошибку — ту самую, которую допускал и раньше. Он видел остальных не такими, какими они были на самом деле, а какими им полагалось быть, какими они были бы в другом, менее жестоком мире. Он упустил тот очевидный факт, что Эбби, Джастин и Раф уже отдалились друг от друга, продолжая общаться лишь по инерции. Этот печальный факт смотрел ему в лицо каждый день, обдавал его на ступенях лестницы подобно холодному дыханию, по утрам садился вместе с нами в машину, сидел, насупившись, за обеденным столом, но Дэниел его не замечал.