Случайная вакансия - Джоан Кэтлин Ролинг

— Майлз, я видела этого мальчика! Робби Уидона. Я его видела, Майлз! — В её голосе слышались паника и мольба. — Он был на спортплощадке «Сент-Томаса», и я прошла мимо.

— На спортплощадке?

— Бродил, наверно, сам по себе, пока они… бродил без присмотра, — закончила она, вспоминая этого грязного, взъерошенного ребёнка.

Саманту не покидала мысль о том, что, будь он почище, она бы, наверное, встревожилась, но по явным признакам запущенности подсознательно восприняла этого мальчонку как дитя улицы, жизнестойкое и неунывающее.

— Я думала, его привели туда побегать, но с ним никого не было. Ему было всего три с половиной годика, Майлз! Почему я не спросила, с кем он пришёл?

— Да ладно тебе, — сказал Майлз тоном, в котором ясно слышалось: «Эй, притормози», и Саманта сразу испытала облегчение: он взял ответственность на себя, и у неё защипало глаза. — Никакой твоей вины здесь нет. Откуда тебе было знать? Наверняка ты подумала, что его мать где-то рядом.

(Значит, он её не возненавидел, не проклял. В последнее время Саманта присмирела от способности мужа прощать.)

— Не уверена, — слабо откликнулась она. — Майлз, если бы только я с ним заговорила…

— Когда ты его увидела, он ведь был далеко от реки.

«Но близко от проезжей части», — подумала Саманта.

В последние три недели у Саманты крепло желание заняться чем-то бо́льшим, нежели собственной персоной. Изо дня в день она ждала, что этот непонятный порыв пройдёт («Так и в религию удариться недолго», — думала она, пытаясь иронизировать), но ничуть не бывало.

— Майлз, — решилась она, — насчёт совета… Твой отец… и Парминдер Джаванда тоже уходит… Ты собираешься кооптировать людей на их места, так? — Она знала всю терминологию, так как годами слышала её в семейных разговорах. — То есть ты же не будешь проводить ещё одни выборы после всего, что было?

— Боже упаси!

— Значит, одну вакансию займёт Колин Уолл, — зачастила Саманта, — а я вот что подумала. Время у меня есть… все продажи теперь идут через интернет… я могла бы занять вторую.

— Ты? — изумился Майлз.

— Не хочу оставаться в стороне, — сказала Саманта.

Кристал Уидон умерла в шестнадцать лет, забаррикадировавшись в убогой хибаре на Фоули-роуд… На протяжении двух недель Саманта не притрагивалась к спиртному. Она считала, что неплохо было бы выслушать аргументы в пользу наркологической клиники «Беллчепел».

В доме номер десять по Хоуп-стрит звонил телефон. Кей и Гайя уже опаздывали на похороны Кристал. Когда Гайя взяла трубку, её милое личико окаменело и как будто разом состарилось.

— Это Гэвин, — сказала она матери.

— Я ему не звонила! — прошептала Кей, волнуясь, как школьница.

— Привет, — сказал ей Гэвин. — Как настроение?

— Иду на похороны, — ответила Кей, глядя в глаза дочери. — Детей Уидон. Так что не слишком радужное.

— Ох, — спохватился Гэвин. — Боже мой, в самом деле. Прости. Не сообразил.

Увидев знакомую фамилию в заголовке «Ярвил энд дистрикт», он из праздного интереса купил этот номер. Ему пришло в голову, что он вроде бы проходил неподалёку от того места, где были подростки и мальчик, но Робби Уидона, похоже, не заметил.

Для Гэвина последние недели тянулись как-то странно. Ему очень не хватало Барри. Он сам себя не понимал: в то время, когда ему полагалось страдать и убиваться из-за отказа Мэри, его преследовало одно желание — выпить пива с мужчиной, на чью жену он положил глаз…

(Удаляясь от её дома, он начал рассуждать сам с собой вслух и пробормотал: «Ты захотел оказаться на месте лучшего друга…» — и сам не заметил двусмысленности.)

— Послушай, — сказал он, — может, потом куда-нибудь сходим, посидим?

Кей чуть не расхохоталась.

— Неужто тебя обломали?

И передала трубку Гайе, чтобы та её повесила. Они поспешили к дверям, почти бегом добрались до конца улицы и пересекли площадь. Те десять шагов, которые потребовались, чтобы миновать «Чёрную пушку», Гайя тащила мать за руку.

Они оказались на месте как раз в тот момент, когда подъехали катафалки, и торопливо прошли на кладбище, пока те, кому предстояло нести гробы, только вылезали из машин на тротуар.

(— Отойди от окна, — приказал Колин Уолл своему сыну.

Но Пупс, которому теперь предстояло жить с осознанием собственной трусости, придвинулся ещё ближе, пытаясь доказать, что сможет выдержать хотя бы это…

Гробы проплыли мимо: первый — ярко-розовый, от вида которого Пупс задохнулся, а второй — крошечный, ослепительно-белый…

Колин слишком поздно загородил собою окно и задёрнул шторы. В помрачневшей знакомой гостиной, где Пупс признался родителям, что открыл всему миру тайну болезни отца; где присвоил все проступки, какие вспомнил, лишь бы только мать с отцом решили, что он спятил или болен; где попытался взвалить на себя столько вины, чтобы уж точно заслужить от них побои, а то и казнь, — Колин мягко положил руку на спину сына и повёл его в залитую солнцем кухню.)

У церкви Архангела Михаила и Всех Святых носильщики готовились двинуться вперёд по дорожке. Среди них был одетый в тяжёлое чёрное пальто Дейн Талли, с серьгой в ухе и самодельной татуировкой-паутиной на шее.

Под тисом ждали семейства Джаванда и Боден. Эндрю Прайс держался рядом с ними, а Тесса Уолл, бледная, с каменным лицом, стояла немного в стороне. Остальные выстроились в шеренгу перед входом в церковь. Одни хранили вымученно дерзкий вид, другие совсем сникли, кое-кто пришёл в дешёвой чёрной одежде, но многие явились в джинсах и спортивных костюмах, а одна девушка щеголяла куцей футболкой и боди-пирсингом, отчего при малейшем движении пупок сверкал на солнце. По дорожке поплыли гробы, блестевшие в ярком свете.

Это Сухвиндер Джаванда выбрала ярко-розовый гроб для Кристал, поскольку была уверена, что ей бы понравилось. Именно Сухвиндер взяла на себя практически всю подготовку: организовывала, выбирала, убеждала. Парминдер всё время косилась на дочь и под любым предлогом старалась к ней прикоснуться: то убирала ей со лба чёлку, то поправляла воротничок.

Когда Робби утонул и очистился в глазах скорбящего Пэгфорда, Сухвиндер, рискнувшая жизнью ради спасения мальчика, сразу же стала героиней. После статьи в газете «Ярвил энд дистрикт», после громких заявлений Морин Лоу, рекомендовавшей представить девушку к специальной награде, после речи, которую произнесла директриса перед всей школой, Сухвиндер впервые в жизни поняла, что значит затмить родных брата и сестру.

Каждый миг этой славы был ей ненавистен. Вечерами Сухвиндер вновь и вновь ощущала в руках мёртвое детское тельце, которое увлекало её в пучину вод; она вспоминала своё отчаянное желание отпустить его, чтобы спастись самой, — неизвестно, сколько ещё она продержалась бы. Глубокая рана на ноге зудела и болела, что в движении, что в покое. Известие о смерти Кристал Уидон стало для Сухвиндер таким потрясением, что родители даже записали её на приём к психотерапевту. Однако после того, как Сухвиндер вытащили из реки, она больше не резала себе руки; вероятно, заглянув в глаза собственной смерти, она избавилась от этой потребности.