Следы на песке - Джудит Леннокс

Деревенский полисмен, который дожидался ее приезда, налил ей бренди и усадил у огня. Фейт пыталась унять дрожь, сжимая колени и упираясь пятками в пол.

На следующий день она разговаривала с викарием, с гробовщиком, с врачом. Она звонила по телефону и писала письма, и, казалось, без конца ездила на машине туда-сюда между деревней, Холтом и Нориджем, где надо было оформить регистрацию смерти. Как смешно, думала она, что требуются месяцы, чтобы устроить свадьбу, и всего лишь неделя на организацию похорон. И что надо организовывать поминки, выбирать гимны, заполнять кучу документов, в то время как в голове царит полная неразбериха и все, что тебе говорят, тут же забывается.

Она попыталась составить список тех, кто будет присутствовать на похоронах, но не могла ни вспомнить имен друзей Ральфа, ни сообразить, живы они или уже умерли. Телефон звонил непрерывно.

Положив трубку после разговора с одним из Квартирантов, который вибрирующим старческим голосом советовал, какие гимны выбрать для службы, Фейт принялась искать список дел. Она думала, что оставила листок на столе, но его там не было. Она попыталась вспомнить, что она делала до того, как зазвонил телефон: искала адресную книгу Ральфа, которой, скорее всего, не существовало, или же наливала себе чай? За эти дни она частенько наливала себе чай и потом забывала его выпить.

Фейт прошла на кухню, где стояли немытые чашки и валялось раскрошенное печенье, которым она угощала викария. Списка не было ни в корзине для грязного белья, ни в кладовке. Телефон зазвонил снова. Энни, продавщица из «Холли-Блю», испуганным голосом сообщила, что партия товара, которую они заказали, не поступила вовремя. Фейт распорядилась закрыть магазин и запереть дверь на замок. Ответом было лишь шокированное молчание. Она положила трубку и без сил упала на диван. В маленькой гостиной валялись газеты, картонные коробки, плащ, резиновые сапоги. «А ведь когда-то я была такой организованной!» — с отчаянием подумала Фейт. Она закрыла лицо руками, не в силах разобраться, плачет ли из-за беспорядка или из-за Ральфа. Она испытывала смятение, глядя на вещи, которые были частью его жизни. Продавленные кресла и старые буфеты, казалось, вытягивали из нее остатки жизненных сил.

В дверь постучали. Фейт, не в силах пошевелиться, осталась сидеть на диване, поджав под себя ноги и накинув на плечи старый свитер Ральфа. «Если я не открою, тот, кто пришел, постоит и уйдет», — решила она и закрыла глаза. Ей надо вздремнуть, а когда она проснется, то отыщет список или составит новый.

Стук прекратился. Засыпая, Фейт услышала шаги, шуршащие по засыпанной шлаком дорожке рядом с домом. «Ральф!» — бессознательно промелькнуло у нее в голове, и, окончательно проснувшись, она едва не разрыдалась снова.

От двери черного хода раздался голос Николь:

— Фейт! Ты здесь? Это я!

Похороны состоялись в конце следующей недели. Николь все организовала. Она убедила викария, что хотя Ральф и не был прилежным прихожанином, он вполне заслуживает того, чтобы быть похороненным на церковном кладбище рядом со своей женой. Николь выбрала гимны и договорилась обо всем с гробовщиком. Николь нашла и переписала все адреса и телефонные номера друзей Ральфа, записанные на клочках бумаги, конфетных обертках и полях книг. Она всем позвонила и отправила телеграммы. Во время службы деревенская церковь была заполнена до отказа. После похорон Николь пригласила всю компанию в коттедж, где Элизабет уже приготовила стол.

Квартиранты поглощали огромное количество бутербродов, печенья и пива. Элизабет наклонилась к Фейт и прошептала:

— Она проснулась, тетя Фейт. Пойдем посмотрим на нее.

Фейт поднялась следом за ней наверх. Кристабель лежала в переносной колыбельке в спальне Ральфа и зачарованно смотрела широко открытыми глазами на оклеенные обоями стены. Элизабет наклонилась и взяла дочь на руки.

— Давай-ка познакомимся с тетушкой Фейт. — Она осторожно передала малышку из рук в руки. — Тетя Фейт, присмотри за ней, пожалуйста. Мне надо ненадолго спуститься вниз, а то этот итальянский граф совершенно замучил бедного папу разговорами о сельскохозяйственных субсидиях.

Элизабет закрыла за собой дверь. Держа малышку на руках, Фейт села в кресло. Она догадывалась, что Лиззи заметила слезы, блеснувшие в ее глазах, и тактично поспешила уйти. Фейт не знала, отчего она плачет — то ли от горя, то ли от почти забытого удовольствия держать на руках младенца, но была рада этой небольшой передышке после череды мучительных и изматывающих дней.

Она вытерла глаза рукавом и с восхищением посмотрела на Кристабель: на эти согнутые пальчики с крошечными перламутровыми ноготками, на приподнятую верхнюю губу. Такое миниатюрное совершенство! Взгляд синих глаз встретился с ее взглядом, задержался на мгновение и уплыл в сторону. Фейт все еще иногда мечтала о том, чтобы родить собственного ребенка. Как бы безжалостно она ни подавляла в себе это желание, время от времени оно прорывалось на поверхность.

Дверь открылась, и вошел Оливер.

— Я принес еще одну шаль. Боюсь, как бы она не замерзла.

Фейт потрогала щечку Элизабет тыльной стороной ладони.

— Я думаю, все в порядке, Оливер.

— Все равно, лучше ее укрыть. Лиззи сказала, что она чихает. Вдруг она простудилась? — Он с тревогой склонился к дочери, взял ее на руки и поднес к окну. — Мне кажется, у нее лицо покраснело. Видите, Фейт?

— С ней все в порядке, Оливер, честное слово. — И чтобы отвлечь его от родительских забот, она спросила: — Ты подумал о моем предложении?

Он улыбнулся.

— Вообще-то, дело уже завертелось, поэтому я надеюсь, вы не передумаете.

«В нем каким-то необъяснимым образом сосуществуют ранимость и практичность, щедрость и прижимистость», — подумала Фейт. Впрочем, чему здесь удивляться, если вспомнить, что он сын Гая и Элеоноры. Опасения Фейт, что брак Оливера и Элизабет окажется неудачным, несколько развеялись. Конечно, судить еще рано, но, по-видимому, амбиции Оливера и идеализм Лиззи — качества, которые в другой ситуации сочетались плохо, — отлично уживались в вопросе сохранения усадьбы Комптон-Деверол и заботе о дочери. К тому же молодых супругов явно влекло друг к другу.

— Я поручил это дело юристу. Он обещал подготовить все бумаги как можно быстрее. — Оливер внимательно посмотрел на Фейт. — Вы точно согласны? Не передумали? Такие перемены…

— Я не передумала, Оливер, — твердо сказала она. — Время от времени бывает полезно встряхнуться, не правда ли?

— Да, — горячо подтвердил он. — Конечно, да. — Он запечатлел поцелуй на лбу Кристабель и сказал: — Чуть не забыл. Я получил письмо от папы. То есть не письмо, а телеграмму. Она пришла как раз перед нашим отъездом из Комптон-Деверола. — Держа малышку на согнутой руке, Оливер начал рыться в кармане. — Там было сообщение для вас.

Сердце Фейт забилось чуть быстрее.

— Для меня? Ты не ошибся?

Он извлек из кармана носовой платок, пустышку, ручку, розовый вязаный чепчик. «Как фокусник», — с нетерпением подумала Фейт.