У стен недвижного Китая - Дмитрий Янчевецкий

Да ведь надо только припомнить угрозы Европы Китаю, в особенности после того, как был убит германский посол Кетелер… Чего-чего только не наобещали Китаю. Чуть ли не стереть его с лица земли. А чем все это кончилось? Германцы измучились, истощились в войне, а Китаю – что с гуся вода. И как только подумаешь, что он процветал еще тогда, когда о России помину не было, когда ни одного европейского государства не существовало, что в дебрях его находили убежище вавилоняне от погрома Навуходоносора, так даже страшно становится. Невольно задаешь себе вопрос: ну, теперь в Китае полмиллиарда народу. Пройдет немного времени, в нем будет миллиард. Между тем мы же, европейцы, стараемся устроить к нему всевозможные пути сообщения и железные дороги. Да ведь не мы, а он заполонит нас. Затопит своею многочисленностью.

Когда я читал, бывало, в газетах о наших последних военных действиях в Маньчжурии, то с горечью в сердце смеялся над их результатами. Другой раз видишь, как автор заметки пресерьезнейшим образом оповещает, что-де экспедиция окончилась удачно: хунхузов перебито сто человек, а у нас убито всего трое. И это считалось успехом. Но будем в этой пропорции следовать далее. У китайцев потеря тысяча, у нас 30 человек. У них миллион, у нас – 30 тысяч. У китайцев 10 миллионов, у нас – 300 тысяч. Мы уже разорены, истощены и, конечно, не можем и думать продолжать войну, а им и горюшки мало, так как они сами не знают себе числа. Недаром же китайцы, во время последней войны, смеясь, говорили нашим солдатам: «Наш царь вашего царя не боится. Ваш царь одного китайца уби, а наш царь шесть роди».

И не одним многолюдством сильно это государство. Необходимо считаться и с его обычаями, замкнутостью, – с его характером. Когда поживешь в Китае подольше, невольно станешь удивляться нашей беспечности и равнодушию к нему. Положительно можно назвать преступлением то, как мы, исконные соседи такого великого государства, так мало познакомились с ним.

Смешно сказать, – пожалуй, другие назовут это абсурдом, а мое мнение таково, что Китай силен именно тем, что у него нет тех двух статей, на которые разоряется весь просвещенный мир. Это – «войско» и «мода». Под словом «войско» я, конечно, подразумеваю постоянную обученную армию. Китай не расходует ежегодно тех сотен миллионов, какие тратит каждая европейская держава. В мирное время армия, сравнительно, содержится очень малая. Во время же войны берут первых попавшихся жителей, и старых, и малых. Суют им ружья в руки, – и солдат готов. По крайней мере, так практиковалось до последней войны.

Так можно было Китаю действовать до сего времени, вследствие замкнутости своих границ. Теперь же, когда к нему прошла железная дорога, когда европейцы устремились к нему со всех концов мира, Китаю приходится взяться и за армию. Теперь китаец соединился со своим желтолицым собратом – японцем, уже обученным военному искусству. Под руководством его, Китай, без всякого сомнения, ежели захочет, может поставить под свои роскошные шелковые знамёна армию, вчетверо большую, чем Россия. Можно с уверенностью сказать, что в самом непродолжительном времени он осознает свою колоссальную силу, встряхнётся, и горе будет Европе, а в особенности нам. Западная Европа пострадает в лице лишь тех жертв, которые не успеют заблаговременно спастись; Россия же, граничащая с Китаем на тысячи верст, может сильно потерпеть.

Относительно второго аргумента, – моды, скажу, что в этом тоже их громадное преимущество перед Европой. Китайцы не уничтожают, не бросают дедовского имущества, а берегут и дорожат им. Мебель, всяческая бытовая обстановка, сосуды, древняя утварь, – всё это составляет драгоценное наследие детей. Китаец не разоряется, подобно европейцу, на моду. Не заводит модных экипажей. А как ездили его прапрадеды, две тысячи лет назад, на двухколесных безрессорных тележках, так он и теперь ездит, – и богатый, и бедный. И в этом опять-таки его сила. Да ведь оно и понятно. Найди он эту тележку неудобной, замени ее рессорной, – значит, можно заменить бумажные окна стеклянными. Отчего же тогда не изменить систему постройки домов? Не отапливать их изнутри? Не заменить ветхозаветные каны – мраморными каминами и кафельными печами? Почему не переменить одежду, костюмы? и т. д., и т. д.

Консерваторы-китайцы хорошо сознают, что ежели Китай просуществовал тысячи лет, то только благодаря своей замкнутости и своим обычаям. Поэтому надо стараться и продолжать жить в том же духе. Они отлично предвидят, что все те новшества, которые хотят ввести у них европейцы, – разорят, погубят их и сведут в могилу. Достаточно только вспомнить об опиуме, каковой насильно навязали им англичане и который так разрушает всю основу их государства. Безусловно, Китай силен в том виде, как он есть сейчас, в своей самобытности. Ведь не надо забывать, что в последнюю войну все державы, воевавшие с ним, отскочили от него, как резиновый мяч от каменной стены. Чему-нибудь да надо же это приписать.

Причина – в их обычаях и во всем строе жизни. И опять читатель, может быть, улыбнётся и скажет, что это абсурд, а между тем невольно из всей китайской жизни приходишь к заключению, что наша европейская цивилизация поведет их к ослаблению. Так, мы видим следующее. Прежде всего я задам вопрос: «Какой народ считается самым передовым? Где солнце? Откуда идут все моды и все новшества?» Конечно, Франция. Теперь спросим: «А что, во Франции увеличивается ли население?» Нет, оно вымирает. «А какой народ мы считаем самым отсталым?» Конечно, Китай. «А он, становится ли многолюднее?» С каждым годом все растет и растет. «Где же корень этому, где причина?» В их обычаях и нравах.

Как во Франции, так и в других передовых странах, в Англии, Германии, вследствие все той же моды, предрассудков и капризов, жизнь становится дороже и дороже. Молодежь обязательно ищет богатых невест. Если же таковой не находит, то молодой человек предпочитает остаться холостым. Спрашивается, почему же он так поступает? А потому, что, не имея достаточно средств, он не может вести жизнь согласно требованиям света и моды. Ведь настоящая парижанка-аристократка обязательно должна надевать утром одно платье, днем другое, вечером, куда-нибудь в гости или на бал – третье, кататься в четвертом, купаться в пятом, – и так до бесконечности. А шляпок, шляпок менять должна прямо-таки без счету. И все это бросается новое, едва надеванное. Квартира должна быть опять-таки устроена согласно моде. Старая дедовская мебель считается тяжелой и неуклюжей, надо заменить ее новой.

Все это требует страшных расходов, и молодежь, боясь женитьбы, предпочитает оставаться холостой. А ежели и женится, то старается не иметь детей, чтобы не увеличить расходы. У немцев даже выработалось по поводу этого вопроса особое выражение «Kindersystem»[12]. Так в одной семье придерживаются «Einkindersystem», в другой «Zwei», в третьей «Dreikindersystem»[13], смотря по средствам. Конечно, всё это касается аристократии и дворян. Простой же народ, бабы, шляпок не носят и мебель свою не бросают, и число их увеличивается. Другое дело, у китайцев. В этом отношении они далеко опередили Европу. Моды они не знают, поэтому и светских разорительных требований у них нет. Женятся без особых стеснений и заботятся о том, чтобы иметь больше детей. У них считается величайшим несчастьем остаться бездетным.