Мир из прорех. Иные земли - Яна Летт

– Скучаешь по нему?

Ган не упомянул Сашу и Ингу, и Кая была ему благодарна.

– Очень. Но это было правильное решение… Он пострадал, служа мне. Я должен был вернуть долг.

– Надеюсь, все они будут… – Кая помедлила, – жить долго и счастливо.

Порыв ветра донес до них запах цветов, и Ган крепче прижал ее к себе. Его губы мягко коснулись ее волос. Кая почувствовала теплое дыхание на своей шее, и на миг все мысли ее покинули. В такие мгновения он забывал о своем лице и вновь становился собой. Она любила эти мгновения сильнее всего на свете и верила, что со временем их будет становиться больше.

– Мы-то точно будем, – пообещал он ей. – Но, надеюсь, и они не подкачают.

Группа уже ждала их – она стала даже больше прежнего, несмотря на то что многих потеряла. Среди горожан нашлись те, кто пожелал присоединиться к ним.

Рядом собралась небольшая толпа провожающих.

В толпе Кая с удивлением разглядела Михаила и слезла с лошади.

– Ты чего? Пришел попрощаться?

Михаил отвел взгляд.

– Нет… Я с вами пойду, если примете. Знаю, это малодушие. Но не могу я возвращаться в Зеленое с остальными, когда Андрей… не могу. Без меня найдется кому рассказать Владу и… Фае. Может, когда-нибудь вернусь… но мне нужно время. И дело какое-то, которым можно себя занять…

– Дел у нас будет больше, чем людей, которые смогут их делать, – сказал Ган. Кая заметила, что он развернул коня так, чтобы солнце оказалось у него за спиной – и лица не было видно. – Так что добро пожаловать.

Михаил кивнул:

– Отлично. Тогда мы снова будем соседями, рыжая.

– Выходит, что так. – Кая не стала говорить, что они с Ганом не планируют оставаться в Агано надолго.

Кая чувствовала: Гану не удержаться на одном месте. Его тяготило то, что с ним случилось, и то, что в Агано все помнили его прежним. И ему не давало покоя то, сколько возможностей и приключений таил в себе мир теперь, когда прорехи наконец были закрыты.

Справедливости ради, ей тоже. Пока она была одна и кругом были только холод и смерть, ей казалось, что она никогда не захочет ничего, кроме спокойствия цветущего сада.

Но Кая была молода – они оба были так молоды, – и она знала, что цветущий сад может быть для них обоих только краткой передышкой на пути к чему-то большему. Она пока не знала, к чему именно… Но собиралась выяснить.

– Эй! – Шоу махнула ей, и Кая широко улыбнулась:

– Привет. Я уж думала, ты не придешь.

– Размечталась. – Шоу прижала ее к себе так, что кости хрустнули. – Ворон не смог прийти. Просил передать, что очень занят и желает вам легкой дороги, но на самом деле он все еще еле на ногах стоит.

– Так я и думала.

– Мужчины… Слава богу, что я родилась женщиной. Тяжело быть кем-то, чье самолюбие настолько легко уязвить. – Шоу хмыкнула. – О, привет, Ган.

– Привет, – отозвался он, наконец слезая с коня и вставая рядом. – Точно не едете с нами?

Шоу покачала головой:

– Нет. Ворону нужно поправиться… К тому же в ближайшее время здесь тоже будет интересно. Что уж… Мне кажется, тут будет интересно всегда. Но мы наверняка приедем в гости.

– Ну да, ну да. – Кая закатила глаза. – Думаю, мы приедем сюда быстрее.

– Так или иначе, – Шоу заговорила серьезнее, мягче и взяла ее руку в свою, – я очень надеюсь, что мы еще встретимся, Кая. Ты отличная девчонка.

Они обнялись, и Шоу кивнула Гану:

– Береги ее. Она тебя дожидалась так преданно, что я диву давалась.

Кая вспыхнула как спичка, но Ган и бровью не повел.

– Я никогда в ней не сомневался. Надеюсь, как и она – во мне.

Кая нашла его руку, и их пальцы переплелись.

– Мне жаль, что твой друг не вернулся с той стороны, – сказала Шоу, и Кая кивнула.

Думать об этом все еще было слишком больно, но она постаралась улыбнуться.

– Мне тоже жаль. Но… у него там интересная жизнь. Я это точно знаю.

Они не стали посвящать никого в то, до какой степени интересной была теперь жизнь Артема.

Это был секрет, который они договорились сохранить, – так же как место нахождения осколка красного камня. Они везли его с собой и собирались закопать где-нибудь в лесу – когда подвернется подходящий случай.

Ган уже собирался подсадить ее на коня, как Кая вдруг увидела в толпе провожающих еще одно знакомое лицо.

– Подожди, пожалуйста.

Ган кивнул и заговорил с кем-то из своих людей.

– Привет, Шиповник.

Он не смотрел ей в глаза и хмурился, будто это ей следовало просить прощения.

– Привет.

Кая вздохнула:

– Слушай… Я не знаю, что тебе наплела тогда Саша. После всего того, что случилось… это уже неважно. Но знай, что… я никогда бы не причинила Марте вред. – Произносить ее имя было больно. – Она была моей подругой. Я любила ее. И всегда буду любить.

«Как и всех своих мертвых. Родителей. Дедушку. Марфу. Андрея. Пома. У меня их гораздо больше, чем живых… как у всех здесь. Но все было не напрасно, если однажды это изменится».

– Я тоже ее любил, – сказал наконец Шиповник голосом несчастного, обиженного мальчишки. – Так и не решился признаться.

Кая не успела выбрать, что будет более милосердно – сказать Шиповнику, что Марта отвечала ему взаимностью, или умолчать об этом… Потому что, не добавив больше ни слова, он скрылся в толпе.

Они наконец покинули город – и ветер доносил до них пожелания удачи даже тогда, когда сами провожающие скрылись из виду.

Ган забрал у нее поводья, и Кая прикрыла глаза, прислонилась к нему, вдыхая запахи леса, яблок, пылящей дороги, весеннего воздуха, лошадей и слушая смех и разговоры, птичье пение, стук копыт, чувствуя дыхание Гана на затылке.

Она не знала, куда именно приведет их дорога, но чувствовала: сегодня наконец начался ее путь домой.

Они сидели за длинным столом на небольшом возвышении и смотрели, как рождается новый город.

Дайна спустилась, чтобы передать последние указания Арте строителям, и он видел ее издалека – легкую, быструю, с летящей копной белоснежных волос. Она смеялась над чьей-то шуткой, запрокинув голову, сверкая острой улыбкой, и выглядела гораздо счастливее, чем когда бы то ни было. Она успела привыкнуть к протезу, который по его чертежам соорудили местные умельцы. Пока недостаточно совершенному – но Арте продолжал работать над этим.

Инга тоже была там. В штанах, закатанных по колено, с волосами, убранными под разноцветный платок, она упоенно месила глину и втолковывала что-то парочке местных, слушавших эту юную девочку с неожиданным почтением.