У времени в плену. Колос мечты - Санда Лесня

на минуту умолк; в зале стояла тишина. Бояре, казалось, перестали и дышать, ловя каждое его слово, стараясь уразуметь истинный смысл его речей. — Бояре — ваши милости! Народы мира кипят враждой, страны охвачены войнами. Каждому из вас известны величие и сила Оттоманской Порты, мудрость его пресветлого величества турецкого султана, великого визиря, его высочества крымского хана. Слышали вы немало и о другом достойном и мудром императоре, московском царе Петре Алексеевиче. Московские рати бьют шведа, рассеивают его разбитое войско по всем уголкам света, а ныне дерзают вступить в схватку и с самими османами. Близятся великие битвы, великое пролитие крови. Честные бояре наши! Я созвал вас на совет, ибо только с помощью вашей, мудрейших бояр Молдавии, мой разум сумеет избрать верный путь — куда повернуть ветрила нашего корабля и как следует нам поступать. Дошло до нас, будто иные бояре и простые люди кричат, что настало-де время отделиться от оттоманского царства. Иные воинские четы уже бегут и соединяются с московским войском, другие готовятся к ним выступить на соединение. Хочу посему узнать, каким будет совет и приговор ваших милостей!

Желающих говорить не оказалось. Между воеводой и его советниками словно разверзлась пропасть.

После долгого молчания решился наконец Иоан Стурдза, великий ворник Верхней Земли.

— Пресветлый государь! — сказал боярин. — Ведомо у нас всем, что москаль силен войском и преуспел в новейшем воинском искусстве. Но и турок силен вельми. За москалей к тому же ляхи стоят, за турок — татары. Достанет мощи и у тех, и других. Посему наилучшим будет отстраниться и дозволить им биться меж собою на здоровье. Останемся мы в сторонке — и не тронут они городов наших, и войска нашего не побьют. Да и вотчины наши не претерпят разорения, и детишкам нашим слезы лить не придется на могилах отцов. Великого разорения — вот от чего спасаться надобно ныне, государь!

— Как же спасемся мы от сего, честной боярин? — спросил воевода.

— Пресветлый государь! Коли увидим, что москали спускаются к нашему рубежу, а визирь выступает от моря, хорошо бы твоему высочеству собрать войско у Фокшан и там ожидать, когда турок и москаль меж собою сравнятся. Который из них одолеет — тому и подчиниться всею землей.

Тут вздернул нос, заявляя о собственном мнении, Спрайоти Дракумана, великий постельник.

— Не слушай Стурдзу, государь! — воскликнул он. — Ибо скуден он умишком и лишь на посиделках на мельнице болтать горазд. Он носит, под стать фарисеям, по десять личин зараз, поэтому его мыслей никому и не понять. Бояре земли нашей не желают перемены установлений и обычаев, но сохранения всего, как определено в былые времена. Коли же случится москалям спуститься на рубежи страны нашей, тогда подлежит нам двинуться в нижние пределы, на соединение с его светлостью великим визирем...

Остальные бояре продолжали думать.

4

Пройдя в свою тайную горницу вместе с гетманом Некулче, Кантемир приказал подать кофе. Слуга принес поднос с двумя чашками, решив своим умом, что если за одним столиком сидят двое, они не смогут угощаться этим напитком из одного сосуда. Некулче пододвинул к себе чашечку, но пить не стал.

— Попробуй, Ион, — дружески сказал Кантемир.

— Сие турецкое зелье не в угощенье мне, государь, но в огорчение, — ответил гетман, морщась.

— Вот уж и сказал! Сей напиток нашим молдаванам незнаком, потому и не нравится. Понимающим же приятен и для здоровья полезен.

— Полезны, по-моему, только те напитки, что имеют истоки в дедовских подгориях, — усмехнулся Некулче.

Кантемир бросил ему снисходительный взгляд. Для него Некулче оставался только добрым другом и храбрым воином. Взрослым дитятей, способным наблюдать, но суждения выносить при том неумелые, не способный видеть далее края ближнего холма.

— Готово ли войско, Ион? — спросил он чуть насмешливо.

— Готово, государь.

— Добро. Послезавтра учиню ему смотр. — Кантемир прихлебнул из чашечки. — За две сотни лет, сколько несет Молдова оттоманское иго, бояре прониклись нешуточным страхом, и не без причины, Ион. До мозга костей впитали они сей страх, и избавиться от него ныне нелегко. Ибо вместе с ним боярство наше прониклось завистью, враждой и жадностью. Поэтому и видели мы их нынче поджавшими хвост, словно побитые псы. Какие от таких советы? Каких можно ждать речей?

Кантемир пожал плечами. Затем, подняв голову, спросил уже веселее:

— Каковы же вести с московской стороны?

— Царь подтягивает главные силы от Риги к нашему краю. Оставив столицу, основался в Яворове, в Польше. Есть вести, что у них оружие доброе. Особенно пушки, запряженные десятью парами лошадей. Стреляют не каменными ядрами, но медными, и каждое ядро весит двадцать раз по двадцать пять фунтов.

— И то, Ион, по законам естества. Настают времена, когда откроются нам другие тайны природы, и люди будут создавать еще более удивительные вещи. Многое угадывается нами уже сейчас, да не познано еще. С расцветом знания процветают и монархии, и mater studiorum становится в них царицей. Доживем, может, и мы до тех времен, когда телега сможет двигаться без лошадей, человек же наденет железные крылья и взлетит в вышину, словно птица.

Некулче слушал в недоумении. «Сказки для дураков», — думал он. Кантемир его сомнений не приметил.

— Где Ибрагим-эффенди?

— Он здесь, в городе, государь. Завел бесплатных соглядатаев в каждом кабаке, в каждом уголке страны. Раскинул такую сеть, что не осталось клочка земли, который его люди не ощупали бы со всех сторон.

— То известно мне, Ион. Поищи-ка его, найди и приведи ко мне.

Час спустя Ибрагим-эффенди прибыл во дворец. Турок был плотен, весел, чалма его сползала на затылок. Поклонившись князю, он протянул ему огромную длань. Кантемир повел носом и сдержал смех. Каким правоверным мусульманином ни был Ибрагим-эффенди, в Молдавии он смело забывал заветы пророка, прикладываясь к хмельному кубку.

— Прибыл единым духом, твое высочество, — сказал тот, повалившись в кресло, без стеснения вытягивая ноги. — Что-нибудь стряслось?

Кантемир с беспокойством прошелся по горнице.

— Я звал тебя для тайного совета, Ибрагим-эффенди, — сказал он. — Московский царь стоит в Польше, до наших границ ему — рукой подать. Не сегодня завтра набросится и на нас. Не