Последний Катон - Матильда Асенси

Всё время, что длилось это невероятное действо, я не могла стереть с лица выражение восторга. Я сделала всего десять шагов, но это были самые длинные десять шагов в моей жизни и самые удивительные. Но белый туннель резко оборвался, я попала в действительность, и воздух толкнул меня на землю. Гремели барабаны, стояли оглушительные крики, земля прилипала к моим рукам и ногам и царапала меня. Я нигде не видела Фарага и Глаузер-Рёйста, хотя мне показалось, что, как и меня, где-то рядом кого-то накрывали большим белым полотном и быстро уносили куда-то в другое место. Меня замотали в сплошной полотняный валик, и сотни рук подняли меня на воздух среди громоподобных криков. Потом меня сбросили на пружинящую поверхность и размотали. Я была в полном замешательстве, вся липкая от собственного пота и такая обессиленная, как никогда раньше. Кроме того, мне было ужасно холодно, и меня била сильная дрожь, будто я вот-вот до смерти замёрзну. Но, несмотря на это, мне показалось, что две женщины, подавшие мне большой стакан воды, не были ануаками из Антиохии. Хотя бы потому, что у них были светлые волосы и прозрачная кожа, а у одной из них к тому же зелёные глаза.

Выпив из стакана жидкость, которая даже по вкусу не напоминала воду, я заснула глубоким сном и больше ничего не помню.

Из тенет сна я выпутывалась постепенно, очень медленно покидая глубокое забытье, в которое погрузилась после прохода сквозь ужасное огненное кольцо. Я ощущала расслабленность, мне было хорошо, и меня заполняло невероятное ощущение блаженства. Первым из моих чувств пробудилось обоняние. Приятный запах лаванды дал мне понять, что я уже не в деревне Антиохия. Я в полудреме улыбнулась, радуясь этому знакомому, приятному запаху.

Вторым пришёл в себя слух. Около меня слышались женские голоса, говорившие шёпотом, приглушённо, чтобы не потревожить мой сон. Однако, ещё не раскрывая глаз, я прислушалась и безмерно удивилась, поняв, что — о, неосуществимое желание! — впервые за свою долгую жизнь исследователь византийского греческого языка имеет величайшую честь слышать его в живой речи.

— Надо её разбудить, — шептал один из голосов.

— Ещё нет, Заудиту, — ответил другой. — И, будь добра, выйди отсюда и больше не шуми.

— Но Тафари сказал, что остальные двое уже обедают.

— Чудесно, пусть обедают. А девушка будет спать столько, сколько захочет.

Конечно, я тут же открыла глаза, и ко мне вернулось зрение, третье из моих чувств. Поскольку я лежала на боку, повернувшись к стене, первым, что я увидела, был красивый бордюр с флейтистами и танцовщиками, написанный альфреско на гладкой стене. Среди блестящих, насыщенных красок выделялись великолепные детали, выписанные золотом, а в цветовой гамме преобладали румяно-коричневый и бордовый тона. Или я умерла и нахожусь на небесах, или грежу наяву, с открытыми глазами. И тут я поняла: я в Земном Раю.

— Видишь?.. — прозвучал голос той, что хотела дать мне поспать. — Всё ты со своей болтовнёй! Уже разбудила!

Я лежала к ним спиной и не пошевелила ни одной мышцей. Откуда они узнали, что я их слышу? Одна из них склонилась надо мной:

— Хигейя[69], Оттавия.

Я очень медленно повернула голову и очутилась лицом к лицу с белокожей женщиной среднего возраста с собранными в узел седоватыми волосами. Глаза у неё были зелёными, и поэтому я её узнала: это была одна из женщин, которые поили меня в деревне Антиохия. Её рот был растянут в милую улыбку, от которой у губ и глаз появлялись морщинки.

— Как ты себя чувствуешь? — спросила она меня.

Я собиралась открыть рот, но тут поняла, что никогда не пользовалась византийским греческим, так что мне пришлось делать быстрый перевод с языка, который я знала только в двух измерениях, в письменном виде, на язык, который можно превратить в живую речь и реально озвучить. Попытавшись что-то сказать, я поняла, как плохо я это делаю.

— Очень хорошо, спасибо, — заикаясь и запинаясь на каждом слоге, сказала я. — Где я?

Женщина выпрямилась, чтобы дать мне сесть на кровати. Тогда моё четвёртое чувство, осязание, обнаружило, что укрывавшие меня простыни были из тончайшего шёлка, мягче и нежнее, чем тафта и атлас. При движении я чуть не скользила в них.

— В Ставросе, столице Парадейсоса[70]. А эта комната, — оглядываясь кругом, сказала она, — одна из комнат для гостей в басилейоне[71] Катона.

— Значит, — заключила я, — я нахожусь в Земном Раю ставрофилахов.

Женщина улыбнулась, и вторая, помоложе, которая пряталась за её спиной, тоже заулыбалась. На обеих были широкие белые туники, закреплённые на плечах фибулами и подпоясанные на талии лентами. Белизна этой одежды была несравнима с цветом одежд ануаков, которые рядом с нею показались бы грязными и серыми. Всё в этом месте было красивым той изысканной красотой, которая никого не могла бы оставить равнодушным. Алебастровые чаши, стоявшие на одном из чудесных деревянных столов, были столь великолепны, что блестели при свете освещавших комнату бесчисленных свечей, а полы в комнате были покрыты яркоцветными коврами. Повсюду стояли удивительно большие и красивые цветы, но больше всего меня поразило то, что стены были снизу доверху расписаны настенной живописью в римском стиле с нарядными сценками, по-моему, изображавшими обыденную жизнь Византийской империи XIII–XIV веков нашей эры.

— Меня зовут Гайде, — представилась женщина с зелёными глазами. — Если хочешь, можешь ещё немного полежать в постели и полюбоваться убранством комнаты, которое, как вижу, тебе очень по душе.

— Мне очень нравится! — с восхищением подтвердила я. В этой комнате была собрана вся византийская роскошь, изысканный вкус и искусность, и это была чудесная возможность из первых рук узнать о том, о чём я всегда только догадывалась на основе неточных репродукций в книжках. — Однако, — добавила я, — я хотела бы увидеть своих товарищей. — Мой широкий словарный запас на этом языке, которым я всегда так гордилась, теперь оказался обидно скудным, так что вместо «товарищи» я сказала «соотечественники» («симпатриотес»). Но, похоже, они меня поняли.

— Дидаскалос[72] Босвелл и протоспатариос[73] Глаузер-Рёйст обедают с Катоном и двадцатью четырьмя шастами.

— С шастами? — удивлённо переспросила я. Шаста — это слово из санскрита, означающее «мудрец», «почтенный человек».

— Шасты — это… — Гайде задумалась, подбирая подходящие слова, чтобы объяснить такой неофитке, как я, столь сложную идею, которую воплощала эта должность у ставрофилахов, — …помощники Катона, хотя их функция не совсем в этом. Тебе лучше набраться терпения в учёбе, юная Оттавия. Не торопись. В Парадейсосе время есть.