Щепа и судьба - Вячеслав Юрьевич Софронов

то теперь настолько привык к ним, что стал сам вставлять всяческие закорючки, где только можно.

Хотя во время нашего почти непрерывного общения мы обсуждали самые разнообразные вопросы и беседовали, можно сказать, обо всем на свете, но толком даже не знал, кто она по профессии. Единственное, о чем она сообщила в самом начале переписки, что не так давно окончила университет по специальности журналистики и жила в одном из северных городков, возникшем в таежной глуши в период бурного освоения нефтегазовых богатств Крайнего Севера. Но потом, словно почуяв опасность, затаилась, и мне никак не удавалось выжать из нее хоть каплю полезной информации. Для себя решил, что она наверняка работает в какой-нибудь редакции, а потому счел род наших занятий родственным и предложил написать что-нибудь сообща. Высмеяла, как могла, и больше возвращаться к этой теме не рискнул.

Не буду лукавить, она стала для меня практически родным и живущим рядом со мной человеком, самой-самой дорогой, лучшей, ласковой и при том самой непутевой девчонкой из всех, с кем когда-либо имел дело. Каким-то непонятным образом она сумела разжечь во мне не только давно угасший огонек страсти, но заставила заново ощутить вкус к жизни, совсем не думать о чем-то другом, кроме желания во что бы то ни стало встретиться с ней. В ее письмах наряду с необязательностью и искрометным юморком уживались еще и задиристость, напор, стремление расшевелить меня. Потому всерьез и надолго обижаться на нее просто не мог.

И в то же время все происходящее можно было назвать одним единственным точным словом — наваждением… В точности даже не знал, существует ли она на самом деле в реальности… Может быть, это вообще чей-то злой розыгрыш, и меня развела какая-то взбалмошная девчонка, которая потом хохочет, рассказывая обо всем подругам. Иногда, отвлекшись от непрерывного обмена рваными текстами, представлялось, будто бы участвую в каком-то китайском театре теней, где только и можно угадать контур движущихся на белом фоне актеров, а он так обманчив. И сам себя порой ощущал лишь тенью, образом, летящим в виртуальном пространстве.

Зато теперь мое ранее ничем не заполненное время стало насыщено перепиской и долгими размышлениями обо всем, что со мной происходит. Как-то, внимательно вчитавшись в наши послания, терпеливо собранные мной в один файл, даже испугался их убогости и однобокости используемых выражений. Одно дело, когда на странице излагаешь свое отношение к человеку, терпеливо подбирая слова. Там есть место логике, чувствам, мыслям, если хотите. А здесь, при обмене чаще всего пустыми фразами: «как ты?», «чем занят?», «привет», «пока», «давай», происходит подмена живой речи каким-то птичьим языком. Иначе как фразоблудием не назвать. Но что особенно важно: при подобном общении в течение нескольких часов без перерыва кровь в голове закипает, и ты готов забыть обо всем на свете, бросая и ловя мячики слов, торопливо отсылая обрывки фраз. Отключившись, ощущаешь полную пустоту не только в голове, но и в душе.

Едва ли не каждый день стал просыпаться с раздражением от сложившейся ситуации. И начал подспудно ожидать момента, когда вновь произойдет небольшой, но ощутимый взрыв скопившегося недовольства самим собой. А поводов для того было предостаточно. Прежде всего, полная непредсказуемость моей абонентки. Но с другой стороны, женщине, к тому же молодой и прелестной, все позволено. (Естественно, заочно она представлялась мне первой красавицей на всем земном шаре!) А уж такие пустяки, как непредсказуемость и необязательность, вполне простительны и служат чуть ли не обязательной составляющей в ее обаятельном облике.

Попытался здраво проанализировать свое совершенно новое и двусмысленное состояние. Почему она не разрешает мне звонить? Она объясняла это своей неготовностью к разговору и обещала восполнить все во время встречи. Сей странный факт должен был насторожить любого здравомыслящего человека, но не меня, ничему не научившемуся за предыдущие годы. Один раз, когда она неожиданно позвонила, растерялся, а потом принялся открытым текстом говорить ей, словно оправдываясь, что не могу дальше так вот жить, пока не встречусь с ней, не увижу, не обниму, не почувствую запах волос. Она прощебетала звонким контральто, мол, пока рано, время не пришло и надо ждать, когда мы для того достаточно созреем. В ответ хотелось крикнуть, что не только созрел, но даже перезрел в своих тщетных ожиданиях! Но… мои призывы и стенания даже не долетели до ее, и разговор закончился обычными шутками и пожеланиями взбодриться.

Больше всего в те дни меня беспокоил вопрос о бесперебойном наличии телефонной или иной связи. Даже страшно было представить, что произойдет, если вдруг по каким-то техническим причинам прервется наше общение. В то же время безумно хотелось верить, будто бы я даже без телефонов и компьютеров могу общаться с ней, улавливать ее мысли, передавать свои. Иначе чем вхождением в состояние, близкое к телепатическому, трудно объяснить ход моих тогдашних мыслей. Реальный мир все дальше отделялся от меня, делаясь все более призрачным, а я и не замечал этого. В редкие моменты просветления мне более всего хотелось увидеть ее хотя бы одним глазком, прикоснуться к руке, услышать стук сердца, ощутить нежную кожу, дыхание и слиться с ней навсегда, навеки…

Страдальные странности

Промучившись еще какое-то время и понимая, что вскоре действительно могу легко перебраться из этого мира в иной, откуда навряд ли быстро найду обратную дорогу. Поэтому в одно прекрасное утро решительно отправился на автовокзал и взял билет до того самого северного городка, откуда моя виртуалочка исправно слала послания, сводившие с ума бедного сочинителя.

Уже через каких-то полста километров природа стала постепенно меняться, демонстрируя свою первозданную суровость. Невольно думалось о далеком прошлом этих слабозаселенных мест, когда по берегам сибирских рек бродили дикие племена. И, казалось, будто и я сейчас перемещаюсь не просто в северном направлении, а неудержимо погружаюсь в седую древность. Чем глубже врезался потрепанный сибирскими ветрами некогда комфортабельный автобус в толщу временных напластований, по которым тысячи лет назад неслись варварские полчища покорителей древних цивилизаций, тем острее воспринималась сопричастность к ним. Как для всех завоевателей, для них не существовало ни границ, ни законов, кроме закона сильной руки. Там, где они проходили, надолго замирала жизнь, местные жители убегали в глубь лесов, на болота, лишь бы не быть застигнутыми неудержимо катившейся лавиной. А уцелевшие после нашествия невольно передавали потомкам приобретенный ген страха перед чужим и опасным миром, надолго изменившим их тихое существование.

Не так ли случилось и со мной, когда тихой зимней ночью один- единственный звоночек взорвал мой