Каньон Холодных Сердец - Клайв Баркер

Секунду спустя хищница, прижав свою жертву лапами к земле, вонзила клыки в череп Сойера. Вопли несчастного мгновенно смолкли, лишь конечности его судорожно подергивались. Потом глаза его остекленели, и жизнь оставила обмякшее тело.

– Господи боже… Господи… – донесся до Тодда прерывистый голос Максин.

Однако на этом охота не завершилась. Хищница, несомненно желала разделаться с обидчиком, ранившим ее. Выпустив Сойеру внутренности, она бросила безжизненное тело и направилась прямиком к клетке, на крыше которой притаилась Максин. Несмотря на полученные раны, Лана была полна сил. Несомненно, ей ничего не стоило вскочить на крышу и прикончить женщину. Судя по всему, раны не причиняли ей особых страданий. На диковинном лице застыла довольная гримаса – нечто среднее между звериным оскалом и человеческой ухмылкой. Максин не стала терять времени даром и выстрелила. Пуля угодила в голову чудовища, снесла половину носа и верхнюю губу.

В течение нескольких томительных мгновений казалось, что страшная рана не смертельна. По крайней мере, Лана не сознавала этого. Она подняла к лицу заднюю лапу, кончавшуюся пальцами с когтями вместо ногтей, словно хотела проверить, насколько серьезны причиненные ей повреждения. Но прежде чем лапа успела коснуться лица, по телу животного пробежала последняя судорога, и хищница испустила дух.

На протяжении всей этой сцены в ветвях деревьев было заметно большое оживление. Тодд не сомневался, что там притаилось немало других жутких тварей, желающих понаблюдать за охотой. Однако после гибели Ланы все стихло. Ни один лист более не двигался; до Тодда не доносилось ни единого звука.

Хотя нет, кое-что он все же слышал. Это был тихий голос Максин, без конца повторявший: «Господи боже». Впрочем, вскоре ей удалось взять себя в руки и побороть оцепенение. Женщина принялась осторожно спускаться с клетки.

Тодду хотелось окликнуть ее и хоть как-то ободрить, но он сдержался. Во-первых, она догадалась бы, что Пикетт выбрал не слишком благовидную роль любопытного зрителя разыгравшейся здесь кровавой драмы; во-вторых, он опасался отвлекать внимание Максин. Конечно, притаившиеся в зарослях монстры притихли, увидав, что пришелица убила представителя их племени. Однако это вовсе не означало, что они позволят добыче уйти. Они лишь выжидали удобного момента, и, стоило Максин совершить ошибку, вся злобная банда набросилась бы на нее и отомстила за смерть женщины-ягуара.

Поэтому Тодд в полном молчании наблюдал, как Максин пробирается между клеток, то и дело оглядываясь на дом. Казалось, она пытается решить, где скрыться от опасности, и не может найти другого убежища, кроме дома. Теперь от клеток ее отделяло около сорока ярдов, и, на свое счастье, женщина уже не видела, что происходит на прогулочной дорожке за ними.

Через минуту-другую после того, как Максин спустилась с крыши, собратья погибшей Ланы показались из укрытия. Их было шестеро. К трупу своей товарки они не проявили ни малейшего интереса. Их больше привлекал Сойер. Приблизившись к его телу, они начали играть с ним, точно с игрушкой. Разорвали на нем одежду, откусили сначала пенис и яйца, потом все пальцы, сустав за суставом. При этом откушенное они не поедали, а выплевывали. Мерзкая расправа над мертвым телом явно доставляла им огромное наслаждение. Несмотря на всю тошнотворность этого зрелища, Тодд досмотрел его до конца – точнее до тех пор, пока чудовища, покончив с пальцами, не принялись за внутренности покойника. Лишь тогда Пикетт оставил свой наблюдательный пост и вернулся в спальню.

«Максин будет не так-то просто вернуться в дом», – размышлял он. Тропинки в саду по большей части заросли, и Максин в ее нынешнем, весьма далеком от спокойствия состоянии вполне могла заплутать и пробродить по саду слишком долго. Пожалуй, ему стоило спуститься вниз и прийти на выручку одуревшей от страха женщине.

Катя все еще спала. Даже грохот выстрелов не потревожил ее покоя. Сон красавицы был так глубок, что она, похоже, за все это время ни разу не пошевелилась. Изящно изогнутая рука по-прежнему прикрывала нежный рот.

Тодд поцеловал ее, но поцелуй также не нарушил Катиного сна. Оставив ее в блаженном забытьи, он вышел из комнаты.

Эппштадт шагал по Стране дьявола. Плотные серые облака орошали землю мелким дождем, почти моросью; легкие капли охлаждали разгоряченное лицо. Если у Гарри еще оставались какие-то сомнения по поводу реальности окружавшего его мира, дождь смыл их без остатка.

Ему вовсе не хотелось признавать, что перед ним – реальность, а не галлюцинация, и тем самым подрывать собственную тщательно взращенную веру в незыблемость разума. Однако что оставалось делать? Убедить себя, что он упал со ступеньки, потерял сознание и теперь лежит на полу под лестницей и видит все это в бреду? Подобное объяснение вполне устраивало Эппштадта, но, не имея никакой возможности убедиться в его справедливости, Гарри чувствовал: лучше всего побыстрее отыскать Джоя и унести отсюда ноги, пока это странное местечко не выкинуло еще какой-нибудь фокус. Лучше поменьше узнать об этой диковинной стране и не дать ее чудесам проникнуть в душу. Тогда у него останется шанс вернуться к нормальной жизни.

Придя к такому выводу, Эппштадт принялся оглядывать раскинувшийся перед ним пейзаж и громко окликать по имени своего пропавшего телохранителя. От поднятого им шума (да и от самого присутствия чужака) оживились обитатели кустов и деревьев. Он ощущал на себе пристальные взгляды неведомых животных; их огромные глаза блестели, а в очертаниях голов и тел угадывалось нечто человеческое, словно в этом сумеречном мире происходили самые противоестественные совокупления.

Наконец Джой услышал его зов и подал голос.

– Кто здесь?

– Эппштадт, кто же еще.

– Идите сюда. Быстрее. Помогите мне.

Эппштадт пошел на голос и обнаружил Джоя в небольшой рощице. Парень сидел на дереве, на которое взобрался при помощи наспех сооруженной деревянной лестницы.

– Какого черта ты сюда залез? – возмущенно закричал Эппштадт. – Тебя за этим посылали?

– Помогите мне, – попросил Джой, словно не расслышав его гневной тирады.

– Джой, у нас нет времени, – процедил Эппштадт. – Нам надо уходить. Прямо сейчас. Господи, я же послал тебя закрыть дверь. Зачем ты вообще зашел внутрь?

– Затем же, зачем и вы, – отрезал Джой. – Я не мог поверить своим глазам. Вы поможете мне или нет?

Разговаривая с парнем, Эппштадт продирался сквозь заросли, и цепкие ветки кустарника уже успели порвать ему костюм. Внезапно перед Гарри открылось зрелище, заставившее его содрогнуться.

На верхних ветвях того самого дерева, на котором сидел Джой, при помощи гвоздей и веревок был распят человек. Молодому официанту уже удалось вынуть несколько гвоздей (лицо его и руки были забрызганы кровью), и теперь он пытался развязать узел на веревке, вцепившись в него зубами. Он изо всех сил старался освободить несчастного от пут и сбросить с дерева, и имел на то причины. На ветвях вокруг головы распятого во множестве галдели птицы. То была какая-то особая разновидность ворон, более крупных и, несомненно, более алчных, чем обычные представительницы этого племени. Они уже пытались выклевать страдальцу глаза – вокруг глазниц его краснели глубокие ссадины. Кровь ручьями стекала по бледным щекам. Распятый чрезвычайно походил на Христа, за одним лишь исключением – длинные волосы, спадающие на плечи грязными локонами, были белокурыми, а не темными.