Молитва по ассасину - Роберт Ферриньо

Ракким перешел в ближний бой, пытаясь ускорить темп поединка, — время работало на Дарвина.

— Я убью ибн-Азиза после того, как убью тебя. — Ассасин отступил почти до поваленной статуи Иисуса с отломанной головой. — А потом убью… президента. Может, я вообще прикончу самого Старейшего. Ты хотел бы… — Он споткнулся об изваяние, и Ракким воспользовался его заминкой. Через мгновение клинок Дарвина вонзился ему в бок — движение оказалось уловкой.

Бывший фидаин зажал рану.

— Ой. — Ассасин рассмеялся. — Ты изучал Библию? Римский центурион нанес Иисусу удар именно в это место. Бедный Иисус. Бедный Рикки. Тебе больно?

Теплые струйки пробивались сквозь пальцы.

— Не умирай! — Дарвин раскинул руки. — Еще рано.

Ракким тоже рассмеялся и ослабил хватку, решив не обращать внимания на кровь.

— Чего смешного? — не понял ассасин.

— Ты считаешь себя творцом истории, способным изменить весь мир… — Бывший фидаин оперся на перевернутую церковную скамью. — А на самом деле ты — никто. Исчезнешь без следа.

Противник покачивался, как пробка на волнах.

— Кто будет плакать по тебе, Дарвин?

— Не все ли равно? Я-то точно не узнаю.

Ракким поморщился, непроизвольно наклонившись вперед.

— Я избавлю тебя от боли. — Ассасин переместился ближе. — Мое лицо ты увидишь последним. Мой голос услышишь последним. Это должно что-то значить для тебя.

Ракким прыгнул на него, успел чиркнуть ножом по горлу. Дарвин попятился к деревянной колонне. Бывший фидаин почувствовал тепло на затылке, потом кровь потекла вниз по шее.

— Почти обманул меня. — Ассасин прижался спиной к колонне, зажав тремя пальцами порез на горле. — Еще один дюйм, и ты мог бы нанести серьезную рану.

— Ну так убери руку, дай посмотреть.

Дарвин улыбнулся:

— А ты подойди ближе.

Ракким покачал головой.

— Выглядишь скверно, Рикки. Может быть, посидишь отдохнешь?

Бывший фидаин закачался. Провел плоской стороной клинка по костяшкам пальцев, едва не выронив оружие.

— Ракким, ты боишься смерти? — Дарвин не дождался ответа на свой вопрос. — Я знаю о ребенке. Уверен, что он — от тебя? — Ассасин так сильно зажимал рану, что побелели ногти. Однако он все равно оставался начеку, и нож его мог нанести ответный удар в любую секунду. — Отцовство — ложное успокоение. Дети высасывают из мужчины жизнь. Можно увидеть собственное будущее в их алчных глазенках.

— Другого будущего у нас нет. — Ракким не спускал глаз с ассасина.

— Передам это Саре, когда буду вырывать ребенка из ее чрева… — Дарвин умолк, дожидаясь, пока стихнет грохот очередного трамвая. — Скажу ей…

Нож Раккима влетел в его открытый рот, пригвоздив ассасина к колонне.

Лезвие рассекло ствол мозга. Дарвин затрясся в конвульсиях. Кровь хлынула потоком, когда он попытался что-то сказать, губы сомкнулись на рукоятке, а глаза вылезли из орбит.

Ракким подошел ближе. Глаза Дарвина, сверкнув в последний раз, потускнели, однако бывший фидаин не спешил. Он хотел удостовериться в окончательной смерти ассасина. Лишь когда прекратились последние судороги, Ракким выдернул нож изо рта убитого.

Покойник сполз на пол, оставляя кровавый след на колонне.

Бывший фидаин вытер нож о его рубашку. Стены церкви побежали вокруг него по часовой стрелке — сказывалась потеря крови. В кармане халата остался баллончик со специальным аэрозолем, затягивающим раны. Он выживет. Через несколько дней, максимум через неделю, силы восстановятся, и Ракким снова отправится в Великую мечеть. Где прикончит ибн-Азиза. А потом вернется к Саре.

Ракким опустил взгляд на тело Дарвина. Священный Коран гласил, что у каждого верующего на плечах сидят два ангела. Один ангел сидит на правом плече и следит за добрыми поступками, второй ангел — на левом наблюдает за дурными. Он никогда не ощущал их веса на своих плечах. Ни разу в жизни. А сейчас… наверное, всему виной потеря крови… бывший фидаин улыбнулся запекшимися губами. Сейчас он чувствовал трепет их крыльев, едва уловимое прикосновение к правому плечу, мягкие, нежнейшие объятия. С его удивлением… с его удивлением могла сравниться только радость.