Преданья старины глубокой - Александр Рудазов

По двору пробежал отец Леонтий - с крепостной стены аккуратно спускали его сына. Младой Алеша не стонал - он лишился сознания. Правая нога подогнулась под неправильным углом, густые локоны забрызгало красным.

- Спаси мое детище, бабушка!… - взмолился священник. - Хоть бесов призови - только спаси!…

- Бесы нам без надобности, они в таком деле не подмога, - важно ответила баба-яга. - Не вешай носа, владыко, будет жить мальчонка! Вот только кабы хромота малая не осталась… ну да это ништо, он же стрелец, не мечник…

Князь Всеволод, угрюмо взирающий на все происходящее, встретился глазами с Демьяном Куденевичем. Древний богатырь смотрел с нескрываемой укоризной - как будто упрекал за что-то. Князь досадливо поморщился и отвернулся.

Перед его взором до сих пор стояла трехглавая тень, застилающая небеса крылами…

Змей Горыныч медленно парил на ветру, двигаясь к Костяному Дворцу. Все три головы молчали, крепко сжав челюсти. Кот Баюн вяло зализывал многочисленные раны и тихо-тихо урчал. Хан Калин пил крепкий кумыс из кожаного бурдюка. Соловей-Разбойник смазывал ожоги вонючим овечьим жиром.

Тугарин же сидел на правом плече Горыныча, между шеей и крылом. Ни на кого не глядя, он засучил рукав, вынул нож и сумрачно произнес:

- Яглакар.

Лезвие резко полоснуло по запястью - к земле устремилось несколько темных капель.

- Амбагай.

Еще один разрез - еще несколько капель.

- Ышбар.

К двум ранам присоединилась третья.

- Тогральчин.

Четвертая и последняя.

Тугарин угрюмо замолчал, глядя на четыре кровавых полосы на запястье. Им там не было одиноко - чешуйки левой руки рассекались многими сотнями подобных бороздок. От застарелых, едва видимых, до совсем свежих, только-только заживших.

Теперь к ним присоединились еще четыре.

- Ваши имена не будут забыты, братья, - еле слышно прошептал каган.

Свадебный поезд ехал неспешно. Кони едва плелись, колеса противно скрипели, с трудом продираясь по раскисшей от дождей земле. Большой тракт выглядел запустело - торговый сезон завершился на Покров день, новый начнется только на Введение, четвертого студня.

С середины листопада и до конца грудня дороги приходят в полную негодность, вот и сидит народ по домам, ждет зимних холодов. Промерзнет землица, покроется снежком - тогда можно будет сменить телеги на сани и ехать куда вздумается.

Осеннее солнышко сегодня что-то не на шутку раздухарилось. Боярин Фома сидел, закутанный в толстый кожух, и ужасно прел. По лицу градом катился пот, все тело немилосердно чесалось, во рту пересохло. Конечно, кожух он мог бы снять… но не снимал.

Дело в том, что час назад боярыня Марфа сказала: «Жарко сегодня, сыми эту тяготу». Однако похмельный муженек, пребывавший сильно не в духе, назвал свою благоверную дурищей и наотрез отказался в чем-либо ее слушаться.

Вот и парился уже целый час. Скрипел зубами, но не сдавался.

К переднему возку подъехал десятник Суря. Бывалый ратник выглядел обеспокоенным.

- Господине, догоняют ведь нас - во-он верховые едут!… - указал назад он. - Может, бронь на всякий случай вздеть?

- Кто такие? - брюзгливо спросил Фома. Он попытался было обернуться и посмотреть сам, но запутался в тяжелых полах и едва не упал носом на дно повозки. - Не разбойники ли?…

- Не видать пока… Но народу всего ничего - кажись, лошади только две…

- Ну так то пустяк… - отмахнулся боярин. - Небось гонец какой скачет…

- Эге-ге-ге-е-е-ей!!! - раскатилось сзади. - Дожида-а-ай! Фома Гаврилыч, дожида-а-ай!

- Охти мне! - схватился за продырявленную шапку боярин. - Забыл совсем, голова еловая!… Десятник, остановь поезд, то наши едут!

Когда конь Яромира наконец избавился от седока, на его морде разлилось неописуемое блаженство. Несчастный жеребец пережил настоящий кошмар - несколько часов везти на спине ужасного волколака, пусть и в человечьем облике!

Зато княжна выглядела довольной, точно калачей наелась, и без устали щебетала обо всем подряд. Бедная девушка, ни разу в жизни не покидавшая стольного Владимира, а весь последний год и вовсе безвылазно сидевшая в женской половине терема, любопытствовала про все, что попадалось на глаза. Все ей было внове, все хотелось рассмотреть и потрогать.

Елену Всеволодовну усадили на самое почетное место, обложили подушками и окружили душной стеной ласки. Все ее желания - высказанные и невысказанные - немедленно удовлетворялись. Особенно усердствовали боярин Фома с боярыней Марфой - княжеские сваты всячески старались угодить будущей княгине Тиборска.

- Боярин, ты бы лучше приказал гнать во весь опор, - недобро прищурился Яромир, поймав умоляющий взгляд княжны. - Чего мы еле плетемся?

- Кони устали - всю ночь копытами перебирали… - отмахнулся Фома. - Ничего, поспеем… Не на пожар, чай…

- А для чего это вы всю ночь ехали? - нахмурился волколак. - Я же сказал не спешить, да нас поджидать! Почему не остановились на ночлег?

- Да как-то… ну… э… Да чтоб тебя, дружка, ну подумаешь - беда! Что ж нам было - посередь дороги ночевать?! Через три версты постоялый двор - там и отдохнем вволюшку!

- Боярин, - терпеливо сложил ладони Яромир. - Ты, кажется, чего-то не понимаешь. Останавливаться на постоялом дворе никак нельзя. Торопиться нужно. Как только пропажу княжеской дочки обнаружат - сразу вышлют погоню. Или, думаешь, Большое Гнездо такое простит? Поэтому нужно успеть до Галича раньше, чем нас догонят. Дальше гнаться не посмеют.

Фома выпучил глаза и начал хватать воздух, как рыба, выброшенная на берег. Красное, покрытое крупными градинами пота лицо исказилось в смеси испуга и гнева. Он ткнул Яромиру пальцем в грудь и зашипел:

- Да ты что же натворил, дружка?! Ты что ж, думаешь, мы от владимирских дружинных с таким обозом уйдем?! Ты что ж, не знаешь, какие у всеволодовых гридей кони?! Да развей их на всей Руси не сыщешь! Али умом рехнулся?!

- Боярин, а ты как думал? - усмехнулся Яромир. - Хотел и рыбку съесть, и на елку влезть? Может, князь нам еще и поклониться вслед должен - благодарствую, мол, что доченьку мою умыкнули, приезжайте еще, люди добрые! Так, по-твоему?…

- А что делать-то собираешься?! Догонят ведь - не помилуют!

- Ничего, боярин, не кручинься - как-нибудь и с этой бедой справимся… - лукаво прищурился Серый Волк. - Только ты это… прикажи малость повозки облегчить. Что ненужное - скидывай на обочину, добрым людям на поживу…

- Ненужного нет! Ничего нет! - забеспокоился Фома Мешок, делая такое движение, словно сгребал что-то в кучу.

- Боярин, не жадничай. В Нави от шмотья проку немного.