Гостомысл - Александр Майборода

Девятко сидел за столом: перед ним стояла глиняная миска пшенной каши, крынка с молоком, большая кружка.

Девятко ковырял кончиком расписной деревянной ложки кашу и лениво жевал.

Его лицо было хмуро, — в голове шевелились неприятные мысли.

Осенью, еще до того, как на Нево-озере стал лед, на рыбацкой лодке он ушел из Корелы.

Он не был исключением, — многие старые дружинники ушли от молодого Гостомысла, но только один Девятко вернулся в захваченный данами город.

Остальные разошлись по дружинам окрестных князей.

Многие ушли к варягам-солеварам, тем для сопровождения торговых караванов требовалось много воинов. Жизнь дружинника у варягов хлопотливая, на месте не дают сидеть, но солевары не жалели денег на оплату воинов.

Вернувшись в город, Девятко сразу же зашел к датскому воеводе Харальду, чтобы тот не подумал, что он прибыл с каким либо тайным замыслом.

Но Харальд не обратил на него никакого внимания, сказал пару слов и, словно смерду, велел уйти с княжеского двора.

После такого разговора и речи не могло быть о том, чтобы вступить в датскую дружину, на что рассчитывал Девятко.

Обидевшись, Девятко на всю зиму спрятался в доме. Он решил, весной, как только лед сойдет с реки, уйти к варягам и предложить им свои услуги.

Уверенные тяжелые шаги за дверью прервали размышления боярина. Затем тяжелая дубовая дверь неожиданно распахнулась, и в комнату вошли двое данов с оружием и в кольчугах. Из-за их спин выглядывало виноватое лицо ключника.

Взгляд Девятко метнулся было к оружию на стене и затух: в тесной комнате с двумя воинами он вряд ли бы справился, к тому же в коридоре могли находиться еще даны.

Оставалось только отдаться на милость богини судьбы — Макоши.

Скрывая страх, Девятко встал и, натужно улыбаясь, предложил:

— Прошу к столу, гости дорогие.

Окинув взглядом стол и увидев горшок с пшенной кашей, один из данов презрительно бросил:

— Ты — Девятко?

— Да, я Девятко... боярин, — подтвердил Девятко.

— Пошли с нами, — коротко проговорил дан.

— Зачем? — спросил Девятко.

Дан недовольно засопел, но ничего не ответил.

— Мне надо одеться, — сказал Девятко, чувствуя, как на сердце навалилась тяжесть.

Дан взглянул на простую рубаху и штаны боярина, поморщился и разрешил:

— Одевайся! Только побыстрее.

Ответу Девятко обрадовался, — когда хотят казнить или бросить в темницу, на одежду не обращают внимания. Следовательно, — его ведут к какому-то важному дану.

«Может, воевода данов все же решил взять меня в дружину»? — подумал Девятко.

Готлиб и Харальд после прогулки на причал, почувствовав голод, решили перекусить, для этого зашли в гридницкую. Около крыльца стояли заранее предупрежденные кормчие.

Зайдя в комнату, скромную, — стол, кресло, лавки у стен, прокопченный потолок, — Готлиб скинул шубу, — ее предупредительно подхватил слуга, — и сел в кресло. В гридницкой было жарко, и на его лбу враз выступили капли пота.

Харальд приказал слугам принести вина и мяса, а затем велел кормчим зайти в комнату.

Когда те зашли и робко встали вдоль стены, Харальд прошелся мимо них. Что-то подумал, заговорил:

— Господа, конунг и я утром были на причале... — Тут он многозначительно замолчал.

Послышался осторожный кашель. Харальд продолжил:

— И мы увидели, что некоторые струги не до конца просмолены... днища прогнили — обшивка до сих пор не заменена!

Сонная муха зажужжала в окне.

Слуги внесли кувшины с вином и блюдо с копченой рыбой, поставили их на стол и остановились у двери, ожидая дальнейших распоряжений. На них никто не обращал внимания.

Дальше разговор с кормчими продолжил Готлиб.

— Короче — на дворе весна! гаркнул он. — И если окажется, что какое судно не готово выйти, то кормчего и плотников вздерну прямо на мачте этого судна.

Кто-то осторожно выдохнул:

— Нам плотников не хватает.

Готлиб повернулся к воеводе:

— Харальд! Местные, говорят, очень хорошие плотники. Найти их, привести на причал, домой не отпускать. Пусть живут у судов до тех пор, пока не отремонтируют. А чтобы хорошо работали, объяви — кто будет плохо работать — повешу!

— Сделаю, конунг! — сказал Харальд и обратился к кормчим: — Слышали?

— Слышали, — после недолгого замешательс гва последовал робкий ответ.

— Тогда идите отсюда, пока конунг добрый, и делайте, что вам сказано! — сказал Харальд.

Выгнав кормчих из гридницкой, Харальд крикнул в открытую дверь:

— Снио!

Через секунду в гридницкую вошел крепкий воин, на его плечи для защиты от холода была наброшена шкура. Вид у него был мрачный.

Готлиб усмехнулся и сказал:

— Вот это настоящий воин. А то разнежились, — в шубах ходят. Харальд, прикажи остальным снять шубы и вести себя, как мужчинам.

Харальд на эти слова конунга не ответил и обратился к Снио:

— Снио, возьми десяток мечников, пройдись по городу, и налови с полсотни плотников. Отведешь их на причал, пусть помогают нашим плотникам и кормчим ремонтировать суда. А чтобы не разбежались, приставь к ним охрану.

Снио поклонился и молча вышел.

— Люблю таких воинов, — сказал Готлиб. — Мало разговаривают, да хорошо дело делают. Только надо было его предупредить, чтобы не калечил плотников.

Харальд пожал плечами и сказал:

— Зачем? Если и покалечит кого, так другие лучше работать будут.

— Ну да! — рассмеялся Готлиб.

Харальд не смеялся, у него имелся новый разговор.

— Готлиб... — холодно начал Харальд.

Харальд никогда еще так холодно к Готлибу не обращался и, почувствовав неприятный разговор, с губ конунга улыбка мгновенно исчезла.

Харальд продолжил:

— Готлиб, мы пережили тяжелую зиму: климат в этих местах очень суровый; местные жители не любят нас, как только наши люди удаляются от стен города, так они бесследно исчезают, и неизвестно убиты ли они, или они замерзли. Мы ни разу не сходили ни на охоту, ни на рыбалку. А так как мы не выпускаем и местных жителей, то с едой становится плохо. Нашим воинам не нравится...

Готлиб вскочил и яростно крикнул:

— Что им не нравится?! Что я дал им добычу, какую они и за десяток походов не смогут взять?! Они что — голодают? Они мне не верят?!