Муссон - Уилбур Смит

— Nom de Dieu![14]

— У меня весточка для Марселя! — на том же языке крикнул Дюк.

— Здесь нет никакого Марселя! — раздраженно ответил француз. — Твоя навозная лодка ободрала мне краску с борта.

— Я принес пятьдесят франков, которые задолжал ему Жак, — не унимался Люк. — Пошлю с ними матроса.

Упоминание о такой крупной сумме оборвало дальнейшие протесты, и голос француза стал хитрым и любезным:

— Ну, давай их сюда. Увижу Марселя, отдам.

Том развернул плечи и легко взлетел на палубу шлюпа. Француз стоял у борта, перегнувшись, на голове у него была вязаная шапка, во рту глиняная трубка. Он выпрямился и вынул трубку.

— Давай сюда.

Подходя с протянутой рукой, Том увидел, что у француза великолепные подергивающиеся усы.

— Сей момент, — сказал он и оглушил француза рассчитанным ударом дубинки по левому уху. Тот молча повалился на палубу.

В следующую секунду над бортом показался Аболи и неслышно, как пантера, приземлился на босые ноги. Том видел, что один из люков на носу открыт, и оттуда пробивается слабый свет лампы. Он спустился по трапу, Аболи — за ним. На крюке висел фонарь; в его свете в дальнем углу каюты Том увидел три гамака. Он понял, что неверно определил число французских моряков. Когда он пересекал каюту, в ближнем гамаке сел человек и спросил:

— Кто здесь?

Вместо ответа Том ударил. Человек упал, а лежавший в соседнем гамаке тревожно вкрикнул. Аболи перевернул гамак и уронил моряка на палубу. Прежде чем тот сумел крикнуть снова, Том огрел его дубиной, и он затих. С третьего гамака соскочил еще один француз и попытался убежать к трапу, но Том схватил его за босую ногу и потащил обратно. Аболи огромным кулаком ударил француза в висок, и моряк упал.

— Есть еще?

Том быстро огляделся.

— Этот последний.

Аболи бросился к трапу, и Том вслед за ним поднялся на палубу. Фред и Реджи уже перерубили швартовы, и шлюп отходил от причала. Крик француза в каюте прозвучал глухо, и, должно быть, его никто не услышал. Гавань казалась тихой и сонной, как раньше.

— Нед? — прошептал Том, и от руля немедленно послышался ответ:

— Есть, капитан.

Даже в такой миг Том взволновался, услышав это обращение. Он хотел получить корабль, и вот у него есть корабль.

— Молодцы! Где «Ворон»?

— Прямо перед нами. Уже под парусом.

Матросы у грот-мачты шлюпа немного задержались. В темноте, на незнакомом, чужом корабле они не сразу разобрались в снастях: у французов другая система оснастки. Том подбежал к ним, и они занялись распутыванием тросов.

Тем временем шлюп разворачивало кормой, и он быстро сближался с одним из стоящих на приколе кораблей. Том видел, что им грозит столкновение, которое может повредить корпус.

Француз на приближающемся к ним судне закричал:

— Осторожней, олухи! Вы протараните нас!

— Готовьте багры! — сказал кто-то из людей Тома по-английски.

На том корабле немедленно послышались крики:

— Merde! Ils sont Anglais![15]

Том выхватил из путаницы канатов главный фал.

— Вместе! Навались!

На мачте поднялся грот, шлюп замедлил боковой дрейф и поймал ветер.

Он двинулся в сторону, но инерция сохранилась. Шлюп ударился о стоящий на якоре корабль и впритирку прошел вдоль его борта.

Теперь на корабле кричали:

— Англичане! Англичане нападают!

Часовой на пристани, вырванный из объятий сна, выстрелил из мушкета, и сразу на всех кораблях послышались крики. Но шлюп под управлением Неда быстро уходил. Посмотрев вперед, Том увидел «Ворон», на его корме горел фонарь, шлюп шел прямо в открытое море.

— Поднять кливера! — крикнул Том, и по палубе по направлению к носу затопали босые ноги. Матросы разобрались в оснастке, и кливера поднялись лишь с небольшой задержкой. Шлюп сразу накренился и рванулся вперед, вода зашумела под форштевнем, и корабль начал обгонять «Ворон». Но и французский флот просыпался, моряки с одного корабля перекликались с другими, кое-где на мачтах поднимали боевые фонари.

Вдохновленный нарастающим смятением, Том бросился к одной из пушек шлюпа. Она была крошечной по сравнению с большими орудиями военных кораблей в гавани. И он мог только надеяться, что она заряжена.

— Помоги! — крикнул он Аболи, и они вдвоем открыли орудийный порт и выкатили пушку.

Том поднял голову и увидел, что они проходят мимо военного корабля, огромной махины, закрывшей над ними полнеба. Можно было выстрелить из пушки не целясь, не меняя ее положения. Он выбил искру, но прошло много мгновений, прежде чем пушка выстрелила. Неожиданно она громыхнула и отскочила назад на лафете.

Том услышал удар: ядро попало в прочный борт корабля. Послышались гневные крики, но шлюп быстро уходил. Он сидел в воде низко и уже терялся во мраке.

Где-то дальше в строю кораблей прогремел ответный выстрел, но по длинному столбу пламени Том понял, что целят вовсе не в них. Он так и не узнал, куда попало то ядро.

Новые крики — и началась настоящая канонада: большие корабли палили по воображаемому английскому флоту, якобы атаковавшему их. Два уходящих небольших корабля затянуло пороховым дымом.

Теперь их почти невозможно было разглядеть, и Тому приходилось пристально всматриваться в дым, чтобы увидеть указывающий направление бледный свет кормового фонаря «Ворона».

Крики и пушечные выстрелы быстро удалялись, и два корабля выплыли из облака дыма на свежий морской воздух. Ветер донес слабые голоса — английские голоса — и Том понял, что это экипаж «Ворона» приветствует их успех. Его собственный экипаж прервал работу и ответил на приветственные крики. Было неразумно давать французам знать, куда они уходят, но Том не пытался остановить матросов. Он увидел сверкающие в темноте зубы Аболи и улыбнулся в ответ.

— Где французы? — спросил он, и из каюты вывели трех оборванных моряков. Они присоединились к своему капитану.

— На борту есть ялик, — сказал Том. — Спустим его и отправим их восвояси домой с нашим последним приветом.

Они усадили четверых французов в маленькую шлюпку и спустили ее на воду. Смекнув, что происходит, французский капитан встал на носу лодки; яростно встопорщив усы, он махал кулаками и отчаянно бранился:

— Ах, коровьи дети! Мамаша вас не родила, а высрала, навозные лепешки. Ссал я в молоко вашей матери! И яйца вашего отца топтал!

— Говори по-английски! — крикнул ему Люк. — Красота твоей поэзии теряется в ночном воздухе.