Женский портрет - Генри Джеймс

Приятность, доведенная до совершенства, сохранявшаяся и в крайних обстоятельствах, входила в систему ее воспитания. Пэнси, на сей раз взявшую свой букетик, снова увлек за собой раскрасневшийся юноша. Прошло несколько минут, и Изабелла заметила, как сквозь толпу к ней пробирается лорд Уорбертон. Оказавшись наконец перед ней, он поздоровался. Они с позавчерашнего вечера не виделись. Лорд Уорбертон, оглядевшись по сторонам, спросил:

– А где наша маленькая барышня?

Он усвоил себе невинную привычку так именовать мисс Озмонд.

– Танцует, – сказала Изабелла. – Приглядитесь и вы увидите. Обратив взгляд на танцующих, он встретился глазами с Пэнси.

– Она смотрит на меня, но замечать не желает, – сказал он. – А вы почему не танцуете?

– Как видите, я в числе подпирающих стену.

– Не желаете ли потанцевать со мной?

– Благодарю, но я предпочитаю, чтобы вы танцевали с маленькой барышней.

– Одно не исключает другого, тем более что она уже приглашена.

– Она приглашена не на все танцы. Попросите ее приберечь какой-нибудь для вас, а сами приберегите силы. Она танцует, не зная устали, вам надо быть ей под стать.

– Она чудесно танцует, – сказал лорд Уорбертон, следя глазами за Пэнси. – Ну вот, наконец-то, – добавил он, – наконец-то она мне улыбнулась. – Он был при этом настолько красив, непринужден, значителен, что, взглянув на него, Изабелла в который уже раз подумала: как странно, что человек подобного разбора обратил внимание на маленькую барышню. В этом было такое несоответствие, что ни простодушное обаяние Пэнси, ни безусловная доброта самого лорда Уорбертона, ни даже его постоянная и ненасытная жажда развлечений не могли, по мнению Изабеллы, этого объяснить. – Мне хотелось бы потанцевать с вами, – сказал он секунду спустя, снова повернувшись к Изабелле. – Но еще больше, пожалуй, хотелось бы с вами поболтать.

– Вам это как-то больше к лицу, более достойно вашего высокого сана. Государственным мужам вальсировать не пристало.

– Не будьте так жестоки. Почему же в таком случае вы только что советовали мне пригласить мисс Озмонд?

– Это совсем другое дело. Если вы пригласите танцевать ее, это будет выглядеть как проявление доброты с вашей стороны, как желание доставить удовольствие ей. Если же пригласите меня, это будет выглядеть как желание доставить удовольствие себе.

– А я, что же, не вправе доставлять себе удовольствие?

– Разумеется, нет, – ведь у вас на руках дела всей британской империи.

– Да пропади она пропадом, эта британская империя! Вечно вы над ней смеетесь.

– Давайте лучше поболтаем, если это доставит вам удовольствие.

– Я не уверен, что это сулит мне отдохновение. Вы слишком остры; мне предстоит все время обороняться. А нынче вечером вы, на мой взгляд, особенно опасны. Так вы решительно отказываетесь танцевать?

– Я не могу отсюда уйти. Пэнси будет искать меня здесь.

– Вы очень к ней добры, – внезапно сказал он после паузы.

С легким удивлением посмотрев на него, Изабелла, улыбаясь, спросила:

– А вы допускаете, что к ней можно быть недоброй?

– Нет, нет; мне ли не знать, как она очаровательна. Но вы столько для нее сделали.

– Я просто брала ее всюду с собой, – продолжала, все так же улыбаясь, Изабелла, – и следила за тем, чтобы у нее был достаточный запас туалетов.

– Для нее ваше общество большое благо. Вы беседовали с ней, наставляли ее, развивали ее ум.

– О да, она пусть и не роза, но близ нее цвела.

Изабелла рассмеялась, рассмеялся и ее собеседник, но по лицу его пробежала тень озабоченности, несовместимая с истинной веселостью.

– Мы все стремимся быть к ней поближе, – сказал он, немного поколебавшись.

Она отвернулась; вот-вот должна была возвратиться Пэнси, и Изабелла радовалась, что их разговор прервется. Мы знаем, как нравился ей лорд Уорбертон; он казался ей даже еще приятнее, чем это предопределялось совокупностью его достоинств; дружба с ним была как некий резервный фонд на случай непредвиденных нужд, что-то наподобие текущего счета в банке на крупную сумму. У Изабеллы становилось легче на душе, когда он входил в комнату, его присутствие действовало на нее обнадеживающе, звук его голоса был так же благотворен, по ее мнению, как сама природа. Но при всем том ей ни в коем случае не хотелось, чтобы он слишком к ней приближался, слишком рассчитывал на ее доброе отношение. Она боялась этого, старалась избежать, всей душой надеялась, что он воспретит себе это. Она чувствовала, что, позволь он себе, образно говоря, слишком к ней приблизиться, ей пришлось бы сурово приказать ему держаться на почтительном расстоянии. Пэнси вернулась с еще одной дырой в воздушных юбках, которая была неизбежным следствием первой и которую она весьма озабоченно продемонстрировала Изабелле. В зале полным-полно джентльменов в мундирах, и они носят эти гадкие шпоры, губительные для платьев барышень. После чего Изабелла доказала, что возможности женщин неисчерпаемы. Она сосредоточилась на пострадавшем туалете Пэнси и, найдя после недолгих поисков булавку, быстро поправила беду, слушая в то же время с улыбкой рассказ Пэнси о ее злоключениях. Внимание Изабеллы, ее сочувствие были неподдельны, действенны и так сказать, прямо пропорциональны ее нисколько не связанным с ними мыслям. Она живо обсуждала сама с собой, уж не пытается ли, чего доброго, лорд Уорбертон за ней ухаживать? Навели ее на эту мысль не только произнесенные им сейчас слова, но и многое другое, некая непрерывность и последовательность поведения. Вот о чем она думала, закалывая булавкой платье Пэнси. Если ее опасения основательны, то, конечно, получается это у него невольно; он сам не ведает, что творит. Но пусть так, от этого ведь ничуть не легче, положение все такое же невозможное. Чем скорее он отдаст себе отчет в происходящем, тем лучше. Он сразу же вступил в разговор с Пэнси и одарил ее с высоты своего роста улыбкой, выразившей, как это ни невероятно, чистейшую преданность. Пэнси ответила ему со всегдашней своей милой и послушной готовностью. Разговаривая с ней, ему приходилось все время наклоняться, и взгляд ее скользил, как и всегда, вверх и вниз, разглядывая собеседника – точно его особа нарочно была выставлена для обозрения. При этом Пэнси неизменно казалась немного напуганной, но испуг ее не содержал в себе ничего тягостного, ничего, что говорило бы о неприязни; напротив, она смотрела на него с таким видом, точно знала: он знает, что он ей нравится. Изабелла отошла от них, оставив их вдвоем. Она направилась к попавшейся ей на глаза приятельнице и болтала с ней до тех пор, пока звуки музыки не возвестили начало следующего танца, который, как Изабелла знала, тоже был уже кому-то отдан. К ней сейчас же в порыве легкого волнения подлетела Пэнси, и Изабелла, строго придерживаясь взглядов Озмонда, что дочь его должна быть совершенно несамостоятельна, предоставила ее, как какую-нибудь драгоценность, как краткосрочный заем, заранее назначенному кавалеру. У Изабеллы были на сей счет свои соображения, свои оговорки; минутами из-за крайней послушливости Пэнси обе они, на ее взгляд, выглядели весьма глупо. Но Озмонд составил нечто вроде расписания ее обязанностей в роли дуэньи его дочери, предписывавшего благодетельное чередование поблажек и ограничений; а относительно некоторых его распоряжений она предпочитала быть твердо уверенной, что выполняет их буквально. Возможно, иногда это происходило потому, что она доводила их тем самым до абсурда.