Синий город на Садовой - Владислав Крапивин
Шрифт:
Интервал:
— Скорее, — сказал отец.
Винька пошел (ноги еле слушались). Взял с кухонного стола портупею с кобурой. Вернулся. Протянул ремни отцу.
Тот со сжатыми губами положил портупею на колени и занялся делом. Снял кобуру. Расстегнул. Двумя пальцами вынул и бросил в угол рогатку. Винька понял: это пренебрежение — не к рогатке, а к нему, к сыну…
Отец сдернул с широкого пояса узкий плечевой ремень. Понятно: узким-то больнее…
“Странно, почему я еще не реву? Даже глаза сухие…”
Эти сухие глаза Винька опять вскинул на отца.
Взгляды встретились. Отец горько усмехнулся:
— Я вижу, чего ты боишься. Зря. Я это делать не буду, не привык… Конечно, другой на моем месте расчехлил бы твою хвостовую часть и взгрел бы тебя почем зря. Так, чтобы ты неделю обедал стоя. Но я считаю, что битьем совесть не разбудишь…
Винька молчал с великим облегчением и с великим стыдом. И… как ни странно, с досадой. А еще — с вопросом.
И отец почуял этот вопрос.
— Я взял портупею и кобуру потому, что ты их не достоин. — Он сворачивал ремни в тугие спирали. — Это офицерские вещи. И у тех, кто их носит, должно быть понятие о чести, пускай он еще и не взрослый… Все. Иди…
— Куда? — шепотом спросил Винька.
— Куда хочешь. Мне с тобой говорить больше не о чем. Да и желания нет…
“Лучше бы расчехлил и взгрел, честное слово! А теперь мне что делать?” И Винька повторил одними губами:
— А теперь мне… что…
— Что хочешь.
— Я же… признался…
— Похвальное дело, конечно. Только ты, по-моему, заранее все рассчитал: поиграю, потом признаюсь. Папа простит. Да еще и похвалит за честность. А?.. Ступай.
И Винька пошел. В другую комнату. Сел на свою кушетку. Машинально надел на плечо съехавшую лямку. При этом что-то царапнуло запястье. Это были жестяные крылышки со звездочкой.
Что-то новое шевельнулось в душе у Виньки. Не такое беспомощное, как раньше. Не обида (на кого обижаться-то?), не жалость к себе, а… может быть, последняя капелька чести, на которую он теперь не имел права?
А присевший рядом Глебка шепнул:
“Но ты же знал, на что идешь. Терпи…”
Винька опять вышел к отцу.
Тот, сутулясь, заталкивал в кобуру свернутый узкий ремешок. Непонятно, зачем. Поднял голову. Винька смотрел исподлобья, но старался глаз не опускать.
— Папа… вот… Это, наверно, тоже надо отдать, да? — Он отцепил от рубашки крылышки и звездочку, потянулся мимо отца, положил на стол. И вот тут из глаз закапало. Ну и пусть. Винька повернулся, чтобы уйти.
Отец крепко взял его за бока. Крутнул к себе, поставил между колен.
— Постой… Я все же не понимаю. Зачем ты это сделал? Я не верю, что ради баловства. Винтик… Если не отцу, то кому еще ты расскажешь?
Тут уж не капли побежали, а… совсем…
И в этот же миг — теплое такое понимание: “А в самом деле, почему не рассказать-то? Петру Петровичу рассказал, а отцу боишься! Чего? Вот дурак-то! Больше стыда, чем было, все равно уже не будет…”
— Я расскажу… Только здесь все такое запутанное. И вообще… Ты, наверно, подумаешь, что я ненормальный. И трус…
Отец посадил его на колено. Прижал плечом к пиджаку.
— Ну уж то, что ты трус, я не подумаю… Говори.
— Папа… Только это долго рассказывать. Может, два часа…
Оказалось, что двух часов не надо. Хватило двадцати минут. Для того, чтобы поведать и про Глебку, и про мячик, и про Ферапонта, и про приключения на пустыре, и про все свои страхи. И про последнее колдовство… И чтобы помолчать и похлюпать носом в перерывах между сбивчивыми фразами. И в конце концов жалобно спросить:
— Папа, я совсем глупый, да?
— Нет, не совсем… Только не вытирай нос о мой пиджак, герой…
Это был уже прежний папа. Он повздыхал, покачал Виньку на колене и сказал озабоченно:
— Кто бы мог подумать… Вот, оказывается, сколько всего у тебя… внутри…
— Плохо, да?
— Н-нет… Ты ведь главным образом страдал за друзей…
— Папа, я понимаю, что это.. наверно, суеверия. Но если ничего такого нет, значит, и Глебки нет? Я так не хочу…
— Глебка есть, Винтик. Он всегда с тобой.
— Это, если со мной. А я хочу, чтобы он… и сам по себе… Это… совсем не может быть? Или может?..
Отец качнул его опять.
— Сложный философский вопрос. Подрастешь, поумнеешь и решишь сам… А пока вопрос другой: что нам дальше-то делать?
Винька вскочил. Сказал искренне и даже весело:
— Папа! Ты меня все-таки взгрей! За пистолет! Только скорее, пока мама не пришла. А потом сразу прости, ладно?
— Ладно… Учитывая особые обстоятельства, исполним только второй пункт твоей программы… Но теперь ты должен дать мне самое железное слово. Насчет оружия.
— Папа, я даю…
А какое именно дать слово? Честное пионерское? Но, поддавшись суевериям и не желая с ними проститься, Винька допустил червоточинку в своей бывшей пионерской неколебимости, он это чувствовал. Сказать “честное ленинское, честное сталинское, честное всех вождей”? Это, конечно, железно. Только… тут какое-то смутное ощущение, что отец незаметно поморщится от излишней Винькиной преданности вождям (может, потому, что помнит о “синих фуражках”?). Винькино сомнение было похоже на дырку в громадном полотняном портрете Иосифа Виссарионовича на рынке…
Сказать солидно и крепко “честное мужское”?… Тоже мне мужчина! Только что лил слезы, как девчонка…
Крылышки со звездочкой золотисто блестели на краю стола. Винька дотянулся, положил их на ладонь.
— Папа, я… вот… крылышками и звездой… — Он постеснялся сказать “клянусь”. Но прочно сжал кулак. Крылья были — те, которые берег и укреплял для летчиков отец. Звезда — та, на которую любили смотреть Винька и Глебка.
Отец понял. И опять посадил Виньку на колено.
— Ладно, пристегни их снова… Кобуру и портупею, так и быть, тоже забирай.
— Ага… Да разве в кобуре дело…
— Понимаю. Но все-таки…
— Папа, а вот ты сказал про Глебку: “Поумнеешь и сам решишь”… Разве как я решу, так и будет?
— Кто знает… Может быть.
— Но ведь в такое верят те, кто верит в Бога. А его же нет… Папа, а его точно нет? Или, может быть, Он все-таки есть?
Отец притих. Потом дунул Виньке на темя, взъерошил его макушку.
— Вот что я тебе скажу, сын… Только это между нами, ладно?.. Я видел на войне, как очень смелые люди крестились в опасные моменты… Понимаешь, они крестились не от страха…
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!