Одноклассники - Хельга Графф

Когда открыла глаза, первым делом увидела сидящую рядом с моей кроватью Анечку, вспомнила все и, уткнувшись ей в руку, горько заплакала.

Аня погладила меня по голове.

– Поплачьте, Олечка Рафаиловна, поплачьте, дорогая, может, полегчает…

Нет… напрасно… легче мне не становилось. Перед глазами стояла живая Ева, проплывали сцены нашего знакомства с самой первой встречи и до последнего дня у Лешки в гостях. Вспомнилась ее сумка из клеенки и такая большая искренняя радость несчастной девчонки после покупки нового ридикюля… Зачем я взяла с нее слово не иметь от Лешки детей?! Зачем???!

Вечером пришел Ефим и рассказал, что два дня я металась в горячке, была скорая, делали успокоительные уколы, но разве это может заглушить боль? Конечно же, нет! Господи… а как же Марта?! Я попросила Фиму дать мне телефон. Ефим заупрямился, узнав, что хочу позвонить Алексею, но я дала слово, что больше истерик не будет. Трубку Леша снял сразу, как будто ждал моего звонка.

– Слушаю.

– Ты прости меня, – начала без предисловий, – я не хотела. Скажи, Марта у тебя?

Получить положительный ответ от него не ожидала, ведь у ребенка есть родной отец Николай, который, очевидно, и взял девочку к себе, но слова моего приятеля просто ошеломили.

– Нет, ее забрали в детдом. Она там уже три месяца!

И вновь, почти позабыв о своем обещании мужу, хотела наброситься на Алексея, но опомнившись, подумала: ведь он-то девочке никто. С Евой официально женаты они не были, малышку он не удочерил, поэтому его никто бы и слушать не стал. Да и каким образом одинокий мужчина может воспитать ребенка, тем более девочку? Никаким. Но почему родной отец ее не взял? Об этом я спросила у Алешки.

– Он от нее отказался, да и сам в местах не столь отдаленных за совершенное на нас нападение.

Отказался… наверное, в отместку бывшей жене за то, что бросила его и ушла к другому. Решение, как вспышка, озарило меня: заберу девочку к себе, никогда она не будет жить в детском доме! Я стану ее мамой, а Фима отцом. Схватив мужа за руку, поделилась своими планами. Зная его доброту и человечность, отказа не ожидала. Так, в общем, и получилось.

– Ты приходи в себя, родная, а затем в ближайшее время поедешь в детский дом и заберешь девочку к нам. Мы удочерим ее, и, думаю, надо поставить памятник ее матери.

Я обняла моего родного, дорогого, любимого и единственного человека в мире, который понимал меня с полуслова, с полувзгляда. Через пару дней, совсем оправившись, зашла в храм. Поставила свечку за упокой Евиной души и заказала панихиду. Алешка сказал, ее православное имя Мария…

Я как будто потеряла еще одного своего ребенка. Первой была Ларочка… Обе девочки с трудной судьбой и обе так трагично ушедшие из этой жизни. Я должна загладить свою вину перед Евой и надеюсь на ее прощение. Когда рассказала о случившемся Розалии, она, как всегда, меня поддержала:

– Ни о чем не беспокойся, Олечка, поедем вместе. Чем смогу, помогу!

Я была ей так благодарна и уже не представляла свою жизнь без нее. Какое счастье, что у меня есть Роза!

Поездку на Север запланировали через неделю. Зная, что едем в детский дом, решили на месте приобрести подарки детям-сиротам и узнать, в чем они еще нуждаются. Конечно, эти дети нуждались лишь в одном: чтобы у них появились родители и семья. Какое же страшное название «детский дом», не семейный, не родительский, и звучит так же жутко, как и «дом престарелых». От них исходит невыносимый запах одиночества, горя и трагедии каждого отдельно взятого человека. За каждой историей стоит драма человеческой жизни. От некоторых детей отказываются еще в роддоме, вычеркивая из собственной биографии ненужного, больного и даже здорового ребенка и не вспоминая об этой «ошибке молодости». На здоровых младенцев из нормальных семей (если можно дать такое определение людям, бросившим на произвол судьбы своих малышей) быстро находятся новые приемные родители, а дети-инвалиды в конечном итоге доживают свой век в домах престарелых.

Среди моих родственников тоже есть женщина-инвалид. Ей уже за шестьдесят, но всю свою жизнь она прожила с мамой, моей уже умершей тетей, и младшей сестрой. Диля плохо двигается, практически не говорит, с большим трудом извлекая из себя почти нечленораздельные звуки. Отец ее ненавидел, и поэтому все детство Дили прошло под столом, где она пряталась от жестокого родителя. Когда повзрослела, ей выделили «хоромы» – темную двухметровую кладовку с узкой лежанкой, наверное потому, что сама квартирка представляла из себя микроскопическую «хрущобу» со смежными комнатками, в каждой из которых мог поместиться лишь один человек. Сколько себя помню, моя несчастная больная кузина проводила лето, сидя на балконе и разглядывая проходящих мимо людей. Правда, изредка мать брала ее с собой на садовый участок, где росли ягодные кусты и фруктовые деревья. Там она могла хоть немного подвигаться. Младшая сестра Дили была еще не замужем (хотя тоже уже имела возраст не девичий), как Дилярку посватал один такой же больной полоумный жених, который, однако, прекрасно разговаривал и активно трудился на своем участке по соседству.

– Тетя, – обратился он к матери потенциальной невесты, – отдайте мне в жены вашу дочку!

На что, очень удивившись, моя тетка сказала:

– Да ты что, сынок, она ведь больная, не может ходить, не может говорить и ничего не умеет делать!

– И не надо! Пусть просто в домике сидит, – не смутился жених, но тетя все же не рискнула повесить себе на шею «молодоженов» и еще, не дай бог, их будущих детей.

Так Дилярка осталась без жениха. Этот человек оказался единственным, кто заинтересовался ею, а нам до нее не было никакого дела. Каждый занимался только собой. Для младшей сестры она была дурой. Та всегда очень стеснялась, когда приходилось бывать с ней на людях, но ведь моя кузина не виновата, что переболела в раннем детстве менингитом, который и сделал ее такой.

О медицинской помощи и постоянном наблюдении и говорить не приходилось, это случалось крайне редко. Как-то раз на плановый осмотр у психиатра (один раз в год!) ее повела моя мама. Она и рассказала нам, как прошло это смехотворное мероприятие. Когда они вошли в кабинет, после пары дежурных вопросов о состоянии здоровья пациентки доктор вдруг обратилась к больной с глупейшим вопросом:

– Диля, а ты ходишь в школу?

На что больная, тогда еще пятидесятилетняя женщина, почему-то ответила:

– Да.

Ответ на вопрос заинтересовал «специалиста» и она спросила:

– А в какой класс?

– В третий, – «нашлась» моя несчастная родственница.

Узрев в ответе явную ложь, врачиха жестко припечатала:

– Зачем же ты врешь? Ты ведь не ходишь в школу!

Ну что сказать. И смех, и грех! Как такие «специалисты» могут помочь психически больным инвалидам, если они сами нуждаются в безотлагательной психиатрической помощи?! Через несколько лет умерла тетя, и больная кузина осталась во власти своей младшей сестры. Зная стойкую нелюбовь к неполноценной родственнице, мы были уверены, что она сдаст ее в дом инвалидов, но… Диля осталась дома, и у ее сестренки даже не возникло мысли избавиться от такой обузы. Более того, она, чтобы как-то разнообразить жизнь несчастной, купила ей куклу, с которой Диляра с удовольствием играет, а мы не можем понять, почему раньше не додумались подарить ей хоть какие-нибудь игрушки! Какое равнодушие! Ведь, как правило, до чужой беды никому никогда нет дела!