ФБР. Правдивая история - Тим Вейнер

Сенатский комитет пришел к заключению, что ФБР шпионило за американцами просто без причины. Он возложил вину за нарушения ФБР закона и Конституции на «длинную череду министров юстиции, президентов и конгрессы, которые дали ФБР власть и ответственность, но не дали ему соответствующего руководства, курса и контроля»[553].

Но Бюро понесло наказание за чужие промахи. Общественное одобрение деятельности ФБР быстро упало. Образ, сложившийся у людей благодаря прессе, был простым. Уважения поубавилось. Страх остался.

Новый министр юстиции Эдвард Леви — пятый человек на этой должности за три года — видел, что надвигается судный день. Леви предложил первые руководящие принципы, которыми руководствовались сотрудники ФБР при проведении разведывательных операций. Он сказал в конгрессе, что они появились из убежденности в том, что «правительство, которое контролирует отдельных людей или группы людей из-за того, что они придерживаются непопулярных или сомнительных политических взглядов, недопустимо в нашем обществе»[554]. Они определяли внутренний терроризм как проблему для правоохранительных органов, ограничивали полномочия ФБР: Бюро должно было считать, что объект расследования готов применить насилие, прежде чем могло начаться расследование. Это был высокий стандарт.

8 мая 1976 года Келли попытался сделать поправки для публики в речи, произнесенной в Вестминстерском колледже в штате Миссури, где в свое время Уинстон Черчилль в начале холодной войны предупреждал о том, что над Европой опускается железный занавес. Он признал, что ФБР вело операции, которые не имели оправданий, и сказал, что такое больше никогда не повторится.

Его выступление никого не взволновало. Внутри ФБР на него мгновенно был навешен ярлык «извинительной речи».

Для извинений было слишком поздно. Семью неделями раньше по распоряжению министра юстиции и его отдела по гражданским правам Келли передал секретный приказ по ФБР. Каждому агенту предписывалось докладывать обо всем, что ему известно о несанкционированных действиях, которые имели место в прошедшее десятилетие. Пришли ответы, и почти все они были одинаковы: никто ничего не знал о каких-либо незаконных вторжениях или тайных проникновениях в помещения. Но отдел по гражданским правам министерства юстиции начал разбираться в этой чаще лжи и отговорок. Следователь по делу ВСНО Ричард Хан сказал, что среди уличных агентов в Нью-Йорке распространился слух: «Покатятся головы».

По всей территории Соединенных Штатов агенты начали уклоняться от разведывательных заданий. «Я не возьмусь за это дело, — говорили они. — Я не возьму эту группу». «Никто не хочет работать по террористам, — вспоминал Билл Дайсон, который стал руководителем общенационального расследования, которое вело ФБР в отношении ВСНО. — Все пытаются сбежать»[555]. Сотни агентов полагали, что «никто не будет меня поддерживать, — сказал Дайсон. — Бюро не будет меня поддерживать. Министерство юстиции не будет меня поддерживать. Граждане страны не будут меня поддерживать».

Пятьдесят три агента были извещены о том, что они являются объектами уголовного расследования, так как были вовлечены в совершение преступлений во имя национальной безопасности. Любой агент, который использовал жучки или осуществлял несанкционированные действия в борьбе с терроризмом или контрразведывательных операциях, мог быть осужден и заключен в тюрьму.

Теперь перед ФБР стояла задача беспрецедентной сложности. Оно должно было вести расследование против самого себя.

Кларенс Келли снова и снова уверял прессу, общественность и президента в том, что ФБР прекратило совершать несанкционированные действия десять лет назад. Так ему сказали его ближайшие помощники; то же самое они сказали в конгрессе и судах, когда давали показания под присягой. 8 августа 1976 года, через четыре месяца после того, как он получил на руки факты, он был вынужден признать, что эксперты его дурачили — «будучи хорошо осведомленными, его сознательно и намеренно обманывали»[556]люди, стоявшие на вершине руководства ФБР.

Келли должен был бы знать, что такой день настанет. Из своего собственного опыта он знал — двадцать лет работы в качестве агента ФБР, — что «Дж. Эдгару Гуверу передавали очень мало плохих вестей»[557]. Как вспоминал Келли, почти все в Бюро «боялись сказать Гуверу правду»; босс был «таким властным, а его власть над сотрудниками такой устрашающей», что агенты скрывали от него неприятные факты. Обман в отношении себя он приписывал «самонадеянной вере в высших кругах в непогрешимость и правомерность всех действий и приемов ФБР» — абсолютная вера в публичный имидж Бюро.

Через три дня после своего публичного признания в том, что его обманывали некоторые из самых опытных сотрудников ФБР, Келли заявил, что он предпринял два решительных шага в направлении реформирования Бюро.

Во-первых, он создал новое подразделение, которое должно было заниматься внутренними инспекциями. Под бдительным оком прокуроров министерства юстиции агенты ФБР начали десятки уголовных расследований своих собственных рядов.

Во-вторых, он убрал главное в работе отдела разведки. Помимо выслеживания шпионов иностранных спецслужб, ФБР впредь должно было расследовать дела, связанные с национальной безопасностью, точно так же, как и обычные преступления. Тайные разведывательные действия против американцев, занимающихся антиправительственной деятельностью, должны были прекратиться. Это был его самый сильный удар по призракам гуверовского прошлого.

«Унизительный и оскорбительный опыт»

Министр юстиции Эдвард Леви с первого дня своего пребывания на этой должности усомнился в непогрешимости ФБР.

Леви был одним из самых уважаемых юристов в Америке. Сын и внук раввинов, лысеющий, в очках и галстуке-бабочке, Леви был президентом Чикагского университета, прежде чем возвратился в министерство юстиции, где до этого работал во время Второй мировой войны. Подобно своему предшественнику Харлану Фриске Стоуну, который сделал Гувера директором ФБР полвека назад, он чтил власть закона больше, чем власть политиков. Он полагал, что тайная полиция — угроза свободному обществу.

Леви как раз усаживался в свое кожаное кресло, восхищаясь богатой деревянной отделкой новой обстановки, когда «без объявления в дверях появился агент ФБР»[558], — вспоминал он. Агент представился как Пол Дейли. «Он положил передо мной листок бумаги с просьбой разрешить установление прослушивающей аппаратуры на телефон без ордера суда и ожидал моей санкции».