Неизбежная могила - Гэлбрейт Роберт

и был: человеком, внушающим опасность. Рост более ста восьмидесяти сантиметров, худощавый, но широкоплечий, голова выбрита, зубы желтовато-коричневые. Почти каждый сантиметр его кожи был покрыт татуировками, включая горло, на котором красовалась тигриная морда, и часть исхудалого лица, где большую часть левой щеки украшал туз пик.

Когда Страйк сел напротив него, Рини бросил взгляд на крупного чернокожего заключенного, молча наблюдавшего за ним из-за соседнего столика, и за эти несколько секунд Страйк заметил ряд татуированных линий — три прерывистых, три сплошных — на тыльной стороне левой руки Рини, а также увидел, что татуировка пикового туза частично скрывает, похоже, старый шрам на лице.

— Спасибо, что согласился встретиться со мной, — сказал Страйк, когда заключенный повернулся лицом к нему.

Рини хмыкнул. Он неестественно моргал, заметил Страйк, держа глаза закрытыми на долю секунды дольше, чем обычно. Это создавало странный эффект, как будто его большие, густые ресницы и ярко-голубые глаза не подходили такому суровому лицу.

— Как я уже говорил по телефону, — сказал Страйк, доставая блокнот, — мне нужна информация о Всемирной гуманитарной церкви.

Рини сложил руки на груди и засунул обе ладони в подмышки.

— Сколько тебе было лет, когда ты присоединился к ним? — спросил Страйк.

— Семнадцать.

— Что заставило тебя вступить в ВГЦ?

— Нужно было где-то переночевать.

— Ты ведь вырос в Тауэр-Хэмлетс. Далековато от Норфолка, верно?

Рини не выглядел довольным тем, что Страйк это знает.

— Я жил в Тауэр-Хэмлетс с двенадцати лет.

— Где ты был до этого?

— С моей мамой, в Норфолке. — Рини сглотнул, и вслед за его выпирающим адамовым яблоком начала двигаться татуировка тигра на его горле. — После ее смерти мне пришлось уехать в Лондон, пожить со своим папашей. Потом я был под опекой, потом — бездомным некоторое время, а потом попал на ферму Чапмена.

— Родился в Норфолке, значит?

— Да.

Это объяснило, как такой молодой парень, как Рини, оказался в глубокой сельской местности. По опыту Страйка, такие люди редко, а чаще всего никогда, не могли уступить притяжению столицы.

— У тебя там была семья?

— Нет. Просто захотелось сменить обстановку.

— Полиция за тобой следила?

— Обычно так и было, — невесело ответил Рини.

— Откуда ты узнал о ферме Чапмена?

— Мы с одним парнем ночевали на улице в Норидже, и мы встретили пару девушек, которые собирали деньги для ВГЦ. Они нас и втянули в это дело.

— Другой парень был Пол Дрейпер?

— Да, — ответил Рини, снова испытывая недовольство от того, что Страйк так много знает.

— Как ты думаешь, почему девушки из ВГЦ так хотели завербовать двух мужчин, которые спали на улице?

— Нужны были люди для тяжелой работы на ферме.

— Вступление в церковь было условием проживания там?

— Да.

— И как долго ты там жил?

— Три года.

— Долго, в таком-то возрасте, — сказал Страйк.

— Мне нравились животные, — пояснил Рини.

— Но не свиньи, как мы уже выяснили.

Рини провел языком по внутренней стороне рта, напряженно моргнул, затем сказал:

— Нет. Они воняют.

— Я думал, что они должны быть чистоплотными?

— Ты ошибаешься.

— Тебе часто снятся плохие сны, потому что они воняют?

— Просто я не люблю свиней.

— Ничего общего с тем, что «свинья действует в бездне»?

— Что? — переспросил Рини.

— Мне сказали, что свинья имеет особое значение в «И цзин».

— В чем?

— В книге, из которой эта гексаграмма на тыльной стороне левой руки. Могу я взглянуть?

Рини, хоть и неохотно, но согласился, вытащил руку из подмышки и протянул ее к Страйку.

— Какая это гексаграмма? — спросил Страйк.

Рини сделал вид, что не хочет отвечать, но в конце концов произнес:

— Пятьдесят шестая.

— Что она означает?

Рини дважды моргнул, прежде чем пробормотать:

— Странник.

— Почему странник?

— «Странник: в пути будешь одинок». Я был ребенком, когда сделал ее, — пробормотал он, засовывая руку обратно подмышку.

— Они сделали из тебя верующего, не так ли?

Рини ничего не ответил.

— Что думаешь о религии ВГЦ?

Рини бросил еще один взгляд на крупного заключенного за соседним столом, который не разговаривал с посетителем, а смотрел на Рини. Раздраженно передернув плечами, Рини нехотя пробормотал:

— Я видел некоторые вещи.

— Например?

— Вещи, которые они могут делать.

— Кто «они»?

— Они. Этот Джонатан и... она еще жива? — спросил Рини. — Мазу?

— А почему она не должна быть жива?

Рини не ответил.

— Что ты видел из проделок Уэйсов?

— Они… заставляли вещи исчезать. И… духов и прочее.

— Духов?

— Я видел, как она вызывала духа.

— Как выглядел дух? — спросил Страйк.

— Как привидение, — ответил Рини, и выражение его лица позабавило Страйка. — В храме. Я видел. Он… прозрачный.

Рини еще раз резко моргнул, а затем сказал:

— Ты говорил с кем-нибудь еще, кто там был?

— Ты верил, что призрак реален? — Страйк проигнорировал вопрос Рини.

— Я не знаю, да, может быть, — сказал Рини. — Ты там, черт возьми, не был, — добавил он с толикой раздражения, но, бросив взгляд через голову Страйка на смотрящего надзирателя, добавил с напускным спокойствием, — но, возможно, это был трюк. Я не знаю.

— Я слышал, что Мазу заставила тебя хлестать себя по лицу, — сказал Страйк, внимательно наблюдая за Рини, по лицу которого пробежала дрожь. — Что ты сделал?

— Ударил парня по имени Грейвс.

— Александра Грейвса?

И Рини снова, похоже, не понравилось, когда он услышал еще одно свидетельство осведомленности Страйка.

— Ага.

— Зачем ты его ударил?

— Он был кретином.

— В каком смысле?

— Чертовски надоедливый. Все время нес какую-то тарабарщину. И постоянно докапывался до меня. Меня это раздражало, и однажды ночью, да, я его ударил. Но мы не собирались злиться друг на друга. Братская любовь, — сказал Рини, — и все такое.

— Ты не кажешься мне человеком, который согласился бы сам себя выпороть.

Рини ничего не ответил.

— Этот шрам на твоем лице от порки?

Рини по-прежнему молчал.

— Чем она тебе угрожала, что ты себя выпорол? — спросил Страйк. Полицией? Мазу Уэйс знала, что у тебя есть судимость?

Снова эти ярко-голубые, с густыми ресницами глаза моргнули, Рини напрягся, но заговорил:

— Да.

— Как она узнала?

— Мы должны были во всем сознаться. Перед группой.

— И ты сказал им, что бежишь от полиции?

— Сказал, что у меня были неприятности. Тебя... втягивают, — сказал Рини. Тигр снова вздрогнул. — Этого не понять, если только ты сам не участвовал в этом. С кем еще ты разговаривал из тех, кто был там?

— С несколькими людьми, — сказал Страйк.

— О-о-о.

— Зачем тебе