Чикагский вариант - Дэшил Хэммет

них стал бы заниматься подобными вещами.

В итоге остаются Арт или кто-нибудь из приятелей Карен с Бикон-Хилл, или же еще кто-то, с кем я еще не встречался и о чьем существовании мне даже не было известно.

Еще некоторое время я сидел над своим списком, а затем набрал номер Корпуса Мэлори городской больницы. Элис не было; и я разговаривал с другой секретаршей.

— К вам уже поступило патологоанатомическое заключение на Карен Рэндалл?

— Какой это номер истории болезни?

— Этого я не знаю.

Ее последующее замечание было выдержано в весьма раздраженном тоне.

— Было бы очень любезно с вашей стороны, если бы вы его узнали.

— И все же, потрудитесь, пожалуйста, найти этот отчет, — сказал я.

Мне было прекрасно известно, что перед секретаршей на столе стоит картотека с результатами всех вскрытий за последний месяц, карточки в которой расставлены как в алфавитном порядке, так и по номерам. Так что ей это будет совсем не трудно.

После длительной паузы она наконец сказала:

— Вот оно. Вагинальное кровотечение, вызванное перфорацией стенки матки и разрывами ткани, как следствие произведенного выскабливания с целью прерывания трехмесячной беременности. Побочный диагноз — общая анафилаксия.

— Ясно, — мрачно сказал я. — Вы уверены в этом?

— Я просто читаю то, что здесь написано, — ответила она.

— Благодарю вас.

Я положил трубку, испытывая при этом очень странное чувство. Джудит принесла мне кофе и тут же спросила:

— Что случилось?

— В отчете по вскрытию сказано, что Карен Рэндалл была беременна.

— Вот как?

— Да.

— А разве этого не было?

— Мне так не показалось, — ответил я.

Я прекрасно знал, что изначально мог ошибиться. Беременность могла подтвердиться при микроскопическом исследовании, в то время как непосредственно само вскрытие ее не показало. Но подобная возможность все же отчего-то представлялась мне маловероятной.

Я позвонил в лабораторию Мерфа, желая узнать, не закончены ли уже тесты с пробами крови. Выяснилось, что еще нет; и результаты будут готовы только во второй половине дня. Я сказал, что перезвоню ему позже.

После этого я открыл телефонную книгу и нашел в ней адрес Анжелы Хардинг. Она жила на Каштановой улице, замечательный адрес.

Я отправился на встречу с ней.

* * *

Каштановая улица берет свое начало в самом конце Чарльз-Стрит, у подножия Бикон-Хилл. Это очень тихий квартал, застроенный старыми домами, с находящимися здесь же антикварными магазинами, уютными ресторанчиками и маленькими бакалейными лавчонками; обитателями этого района были по большей части молодые и лишь еще только приступающие к самостоятельной деловой карьере профессионалы — врачи, адвокаты, банкиры — те, кому для престижа было необходимо иметь хороший адрес, но кому в то же самое время средства еще не позволяли поселиться где-нибудь в Ньютоне или Веллесли. Оставшуюся часть жителей составляли профессионалы старые, люди преклонного возраста, лет пятидесяти-шестидесяти, те кто вернулся сюда после того, как их дети уже давно выросли и создали собственные семьи. Если вам в голову придет мысль обосноваться в Бостоне, то будет лучше всего поселиться на Бикон-Хилл.

Разумеется, проживали в квартале и представители учащейся молодежи, но только обычно им приходилось ютиться в маленьких квартирках по трое или даже по четыре человека; потому что наем жилья небогатый студенческий карман мог оплатить только в складчину. Более старшим обитателям здешнего района, по всей видимости, подобное соседство было по душе. Студенты вносили живое разнообразие в размеренную жизнь тихого квартала. Выражаясь более точно, подобное соседство устраивало их до поры до времени, до тех пор, пока эти самые студенты прилично одевались и чинно себя вели.

Анжела Хардинг жила на втором этаже дома без лифта; я постучал в дверь. Мне открыла стройная, темноволосая девушка в мини-юбке и свитере. На щеке у нее был нарисован цветочек, и еще она носила большие старомодные очки со слегка затемненными стеклами.

— Это вы Анжела Хардинг?

— Нет, — ответила девушка. — Вы опоздали. Она уже ушла. Но может быть она будет звонить.

Тогда я сказал.

— Меня зовут доктор Берри. Я патологоанатом.

— А…

Она стояла на пороге в нерешительности, закусив губу и разглядывая меня.

— А вы Пузырик?

— Да, — ответила она. — А откуда вы знаете? — Но она тут же щелкнула пальцами. — Ну конечно же. Это вы были у Супербашки вчера вечером.

— Да.

— Я слышала, что вы заходили к нему.

— Да.

Она отступила от двери, давая мне пройти.

— Заходите.

Мебели в квартире почти не было. В гостиной одиноко стоял диван, и еще на пол было брошено две подушки; через приоткрытую дверь в соседнюю комнату мне была видна неубранная кровать.

— Я собираю сведения о Карен Рэндалл, — сказал я.

— Я слышала.

— Это здесь вы все втроем жили этим летом?

— Ага.

— Когда вы видели Карен в последний раз?

— Мы с ней не виделись вот уже несколько месяцев. И Анжела тоже, — ответила она.

— Анжела сама сказала вам об этом?

— Да. Конечно.

— А когда она вам это сказала?

— Вчера вечером. Вчера мы говорили о Карен. Понимаете, когда только-только узнали об… о том, что с ней случилось.

— Кто вам сказал об этом?

Она пожала плечами.

— Просто пошли слухи.

— Какие слухи?

— Что у нее была неудачная чистка.

— Вы знаете, кто это сделал?

— Полиция арестовала какого-то врача, — сказала она. — Но ведь вы тоже уже слышали об этом.

— Слышал, — согласился я.

— Возможно, это он сделал, — она снова пожала плечами. Пузырик отбросила с лица спадающие на него пряди длинных черных волос. У нее была очень бледная кожа. — Но я точно не могу сказать. Не знаю.

— Что вы имеете в виду?

— Ну… Карен ведь не была дурочкой. Она знала, чем это чревато. Тем более, что у нее это было не в первый раз. И летом тоже.

— Аборт?

— Ага. Точно. Как раз после последнего аборта она впала в депрессию. И после этого ей даже пару раз было не в кайф, и ее это очень злило. Зациклилась на детях, вот у нее и начинались глюки. Мы даже не хотели, чтобы она ловила кайф, чтобы после аборта прошло какое-то время, но она заупрямилась. С ней было плохо. Совсем плохо.

— Что вы хотите этим сказать? — постарался уточнить я.

— Один раз она представила себя ножом. Тогда она начала как будто выскабливать комнату, не переставая визжать, что все здесь в крови, как будто все стены были в крови. Окна ей представлялись детьми, как будто они чернеют и умирают. Совсем никуда не годится.

— И что вы тогда предприняли?

— Мы заботились о ней, — передернула плечами Пузырик. — Что же еще нам оставалось делать?

Протянув