Антоний и Клеопатра - Колин Маккалоу

Письмо пошло в Рим. А Деллий остановился в маленьком дворце на территории Царского квартала, чтобы провести зиму с Антонием, Клеопатрой и ее детьми.

Антоний и Цезарион очень подружились и решили все делать вместе, будь это охота на крокодила или бегемота на Ниле, военные упражнения, гонки на колесницах на ипподроме или купание в море. Как ни старалась Клеопатра, она не могла опять втянуть Антония в запой. Он отказывался даже от глотка, открыто признаваясь, что если он хоть раз попробует вина, то не остановится. То, что он не доверял ей и знал о ее намерениях, было ясно по тому, как он нюхал содержимое бокала, чтобы удостовериться, что в нем вода.

Цезарион замечал все это и был глубоко опечален. Общаясь с ними, он видел обе стороны. Его мать, он знал, делала все не для себя, а для него, Цезариона. А Антоний, влюбленный в нее, энергично сопротивлялся ее попыткам отвернуть его от Рима. Плохо было то, размышлял юноша, что он не уверен, хочет ли он того, чего хочет для него мать. У него не было ощущения своей судьбы, какие бы соображения ни возникали у его отца и матери. Полученный опыт говорил ему, что в Александрии и в Египте надо сделать столь многое, что ему хватит работы до конца дней своих, даже если он будет жить сто лет. Странно, но он больше походил на Октавиана, чем на Цезаря, ибо хотел добиться того, что разработано им до мельчайших подробностей, и не желал взваливать на свои плечи дополнительный груз, что неизбежно помешает сделать все так, как надо. Его мать, наоборот, не желала ограничений, да и как ее не понять? Рожденная и взращенная в гнезде гадюк, подобных Птолемею Авлету, она считала, что ежедневную административную работу правителя должны выполнять другие, а те другие были преуспевающими подхалимами.

Он правильно оценивал возможности своей матери. Он также знал, почему она старается, чтобы Антоний перестал быть римлянином, не имел своего мнения, потерял свою независимость. Ее удовлетворит только мировое господство, и в Риме она видела врага. И правильно. Такая крепкая империя, как Рим, не подчинится ей без войны. Был бы он старше, он мог бы противостоять Клеопатре как фактически равный ей. Он твердо сказал бы ей, что то, чего она хочет для него, ему не нужно. А теперь он ничего ей не скажет, понимая, что она проигнорирует его мнение как мнение ребенка. Но он уже не ребенок, да никогда и не был ребенком! Обладая преждевременно развившимся интеллектом отца и царственным статусом с самого раннего детства, он набросился на знания, как голодная собака на лужу крови, только потому, что ему нравилось учиться. Каждый факт он отмечал, хранил в памяти, чтобы вспомнить при необходимости. И когда будет накоплено достаточно знаний по предмету, настанет время для анализа. Он не был помешан на власти и не знал, было ли это свойственно отцу. Иногда он подозревал, что да. Цезарь поднялся на высоту Олимпа, потому что в противном случае его изгнали бы и вычеркнули его имя из всех анналов Рима. Такой судьбы Цезарь не мог вынести. Но он не цеплялся за жизнь. Цезарион чувствовал это. «Мой папа, кого я помню с тех пор, как начал ходить. И помню так хорошо, что и сейчас я могу представить его как живого — его лицо, его высокое сильное тело. Мой папа, кого мне отчаянно не хватает. Антоний замечательный человек, но он не Цезарь. Мне нужно, чтобы здесь был мой папа, который мог бы дать мне совет, но это невозможно».

Набравшись смелости, он нашел Клеопатру и попытался рассказать ей о своих чувствах, но получилось так, как он и ожидал. Она посмеялась над ним, ущипнула его за щеку, нежно поцеловала и сказала, чтобы он занялся тем, чем занимаются мальчики его возраста. Уязвленный, одинокий, не имея никого, к кому он мог бы обратиться, Цезарион еще больше отдалился от матери и перестал приходить к обеду. Ему ни разу не пришло в голову обратиться к Антонию. Он видел в римлянине жертву Клеопатры и не думал, что реакция Антония будет отличаться от ее реакции. Чем сильнее она запугивала своего мужа, тем чаще Цезарион не обедал с ними. Она обращалась с Антонием скорее как с сыном, чем как с партнером в своих предприятиях.

Однако случались и хорошие дни, а иногда даже целые периоды. В январе царица вывела «Филопатора» из укрытия и поплыла по Нилу к первому порогу, хотя сезон для проверки нилометра еще не наступил. Для Цезариона это было замечательным путешествием. Он и раньше плавал по Нилу, но тогда он был младше. Теперь он стал достаточно взрослым и мог оценить каждый нюанс этой поездки. И свою божественность, и простоту жизни по берегам Нила. Факты он сохранял в памяти. Позднее, когда он станет настоящим фараоном, он даст этим людям лучшую жизнь. По его настоянию они остановились в Копте и по суше продолжили путь к Миос-Ормосу на Аравийском заливе. Цезарион хотел пройти еще дальше к югу, до Береники, но Клеопатра не пожелала. От Миос-Ормоса и Береники египетский флот плавал в Индию и Тапробану и возвращался сюда с грузом специй, перца, океанского жемчуга, сапфиров и рубинов. Здесь же в гавани останавливался флот, который вез слоновую кость, корицу, мирру и фимиам с африканского побережья вокруг мыса Горн. Особый флот вез домой золото и драгоценные камни, доставленные к заливу по суше из Эфиопии и Нубии, поскольку местность была труднопроходимой, а Нил изобиловал порогами и водоскатами и не годился для судоходства.

По пути домой, плывя по течению, они остановились в Мемфисе и вошли на территорию Пта. Им показали тоннели с драгоценностями, которые разветвлялись, направляясь к пирамидам. Ни Цезарион, ни Антоний их не видели. Ха-эм, их проводник, постарался, чтобы Антоний не увидел, где вход и как его открывать. Ему завязали глаза. Он думал, что это просто забавная шутка, но, когда повязку сняли, был ослеплен сокровищами Египта. Для Цезариона это стало еще большим потрясением. Он не знал, что богатство столь огромно. Весь обратный путь домой он поражался скупости своей матери. Она могла досыта накормить всю Александрию, а ей было жалко отдать малую долю бесплатного зерна!

— Я не понимаю ее, — пробормотал он Антонию, когда «Филопатор» входил в Царскую гавань.

Антоний только рассмеялся.

Завоевание Иллирии заняло три года, причем первый из них — тот самый год, когда Антоний должен был стать старшим консулом, — оказался самым трудным, просто потому что понадобился год, чтобы понять, как лучше всего решить эту проблему. По своему обычаю Октавиан тщательно все продумал и разработал, как и должно быть, когда планируется военное предприятие. Гай Антистий Вет, губернатор Италийской Галлии на период кампании в Иллирии, должен был разобраться с беспокойными племенами, Живущими в долине салассов на северо-западной границе. Хотя они обитали во многих сотнях миль от Иллирии, Октавиан не хотел, чтобы часть Италийской Галлии была отдана на милость варварским племенам, а салассы все еще доставляли неприятности.

Сама кампания в Иллирии была поделена на три отдельных театра действий — один на море и два на суше.

Снова впавший в милость Менодор был назначен командовать флотом на Адриатике. Ему было поручено отвоевать острова вдоль побережья Истрии и Далмации и прогнать либурнийских пиратов с моря. Статилий Тавр командовал группой легатов, которые шли восточнее Аквилеи через перевал горы Окры к городу Эмона и затем к верховьям реки Сав. Здесь жили тавриски и их союзники, которые постоянно совершали набеги на Аквилею и Тергесту. Агриппа должен был войти юго-западнее Тергесты в земли далматов и в город Сения. Оттуда Октавиан возьмет командование на себя, повернет на восток, пересечет горы и спустится к реке Колапис. От реки он пойдет к Сисции, стоящей в месте слияния Колаписа и Сава. Это была самая дикая, малоизведанная местность.