На кресах всходних - Михаил Попов

Значит, задача на ближайший день-вечер — выйти на Витольда: пусти меня в разведку, я здоров, практически здоров. Или нет, пусть все же Антоник. Правильно, что это я через голову будущего непосредственного начальника!

Кто здоровше — линкор «Тирпиц» или линкор «Марат»?

Ты что, Макарка, по хвойному морю корабли не лётают.

Если вдуматься, я связан по рукам и ногам. Попробуй надавить на того же деда Сашку, он тут же кинется жаловаться — вон как меня новенький этот за горло. По крупицам будем составлять мозаику, курочка по зернышку клюет, иногда прямо из навоза.

Главное — поскорее бы в шайку к Антонику, там совсем другой разворот возможностей.

Пошли обратно, Макарка. Посмотрим, как тут и что.

Я устроился отлично, нашел еще одно освещенное местечко — теплое, как печь, пятно между двумя стволами, лег, сухую иголку в зубы. Прямо в двадцати шагах штабная землянка. Делаю вид, что на нее не смотрю, а сам смотрю. Макарка мурлычет что-то свое, у него всегда есть что сообщить. Теперь он рассуждает о сравнительных достоинствах начальников взводов. Анатоля он боготворит, а Оленьку, соответственно, осуждает, немного даже презирая за откровенную бабскость.

Отыскать нужную точку обзора — большое дело, половина стратегии в этом. За те два часа, что я тут провел, много удалось увидеть. Одно можно сказать сразу и в общем-то без удивления: занят пан Витольд постоянно. Кто-то у него да есть там, внутри. Шукеть — это само собой. Тоже товарищ непрерывного участия. Все два часа он торчал внутри — видимо, скрипел на ухо командиру. Дважды выходил и тайком, меня не видя и стараясь, чтобы его никто не увидел, бегал за сосенки. Иван Михальчик мне злорадно говорил, что помначальника штаба получил какую-то хворь на мочеполовую систему — неудержимо тянет отлить. Михальчику скучно болеть на весь отряд одному, он прямо светился, когда обличал «скрипача». Правда, тот стыдится своей хвори и даже под стволом не признается, что болен.

Макарка убежденно заявил, что Анатоль, конечно, самый-самый, потому что Рамазан сердитый и никогда с ним нельзя поговорить всерьез, а, например, Буткевич все время гладит по голове и предлагает сахар, как будто Макарка коник.

Вот этот Буткевич со своим помощником Данильчиком-старшим. Они вообще старые приятели; кажется, даже были соседями. Просидели они у Витольда недолго, вышли, переговариваясь. Как сразу после их ухода выскочил на минутку Шукеть в первый раз. Вслед за командиром взвода с помощником пришла старуха, кажется Максимовна, с козой. Козу привязала к орешине, торчащей у входа. Что-то громко говорила внутри, матерчатая «дверь» была нараспашку, и было слышно. Дело важное: козе надобен козел, а то она не доится. Прибежал Шукеть и выпроводил старуху, она возмущалась, уходя.

Станислава забежала к отцу на словцо. Станиславу сменил старый Ерш; еще он не ушел, а уже Копытко, ходячая жердь, такой же противный, как Шукеть, со своим комсомольским нетерпением и злобным задором, если бы не абсолютно бескорыстный. Он, в отличие от помначштаба, никогда не искал никаких отличий для себя и готов был рядовым лезть в любое дело, лишь бы это было дело. Говорят, он с первых дней с Витольдом, но так и не выбился из рядовых и, главное, ничуть по этому поводу не кручинится. Вернулась бабка с козой: видно, результат визита ее не устроил, причем вместе с другой бабкой, без козы, но тоже с какими-то претензиями. Шукеть их не пустил, обнял за кривые спины и почти пинками отправил вон.

Антоник! Я заволновался. Сейчас может решиться.

Медленно приковылял сам Бобрин. Рана все еще дает себя знать, вояка из него никакой. Надо же, такая невезуха — получить осколок, безвылазно сидя в середине огромного леса. Они с Антоником пробыли у Витольда минут двадцать — великолепный состав, чтобы решить мелкий кадровый вопрос. Вышли, Антоник поддерживал начальника штаба за локоть. Да.

Опять Станислава, теперь не одна, с Коником, он у нее на подноске дров. Что ему делать у командира? Он и пробыл там недолго. А, это не тот Коник, а тот, что при конях, такое вот немудрящее совпадение. Жизнь иногда бесплатно ими кормит. Любимая тема для шуток, которые и Конику, и даже коням нравятся.

И так весь день после полудня.

Принесли поесть, это Оленька. у нее настоящий поднос, на нем видно, как дымится суп и стакан с подстаканником. Вот это да, признаки налаживающегося быта.

Я сходил поискал Антоника, попался ему пару раз на глаза. Нет, не подзывает, не поздравляет. Значит, еще не говорил.

Вернулся на свое место, когда уже сильно вечерело.

Витольд вместе с Зеноном вышли из землянки. Что теперь? Обход владений? Дошли до кухонь. Там толчется кучка бабок с мисками. Обступили, жалуются. Он терпеливо улыбается. Претензии населения. Он ведь действительно не просто отец-командир, он тут просто отец. Батька. Все, даже старики, за глаза зовут его батькой. И в глаза, надо думать.

Все, кажется, бабок удовлетворил. Теперь арсенал. Там постоянное охранение. Один сидит, другой стоит. Второй встал, завидев. Все в порядке, краткий инструктаж. Совсем краткий. Теперь лазарет. Три землянки и палатка. По очереди зашел во все помещения. Мы с Макаркой подобрались поближе. Макарка — отличная маскировка, все время что-то лопочет.

Зенон откололся, куда-то послан.

Витольд Ромуальдович один.

Подойти?!

А что я ему так, с налета, скажу? Нет уж, пусть Антоник, перед ним можно и поканючить — мол, рвусь, аж не могу.

Дальше уже начинаются «улицы». Сколько у нас тут мирного населения? Сотни две, не меньше. Можно два часа шастать. Нет, поворачивает. А эта тропинка у нас куда бежит? А бежит она в сторону от поселка. Дальше мне за ним нельзя, совсем не нужно, чтобы он заметил во мне излишне интересующегося. Если пройти по этой тропке шагов двести, там секрет, а за ним, если еще потопать минут так двадцать, и опушка.

Понятно! Я ухмыльнулся. Впрочем, какое мое дело! Зазноба на краю деревни, говорят, многолетняя, чуть ли не с довоенной поры. И сын-инвалид. Слышал даже сплетни, что сын этот прямо от Витольда. Другие, кто поосведомленней, смеются: чушь! Такая вот военно-житейская драма.

Вечером Макарка куда-то увинтил, и я по привычке лежал с закрытыми глазами — так лучше строить мысленный образ моего Дворца.

Что мне доподлинно известно?

И что я хочу узнать? Что там произошло, я знаю? И кто виноват?

Для чего?

А так, просто хочу!

Пока одни плавающие в неопределимом пространстве ошметки видений и фактов.

Не знаю, сколько проспал, — тормошит! Вставай, дядька, вставай.

В чем дело? — раздираю пасть зевотой.

Батька пропал!

На одевание мне нужно меньше минуты, и уже бегу к штабному блиндажу. Раз чуть не навернулся, саданув сапогом в корень.

Там в темноте толкутся, гудят в кулак.

Скоро прояснилось: действительно, Витольд не вернулся от зазнобы как обычно и как обещался и в этот конкретно раз. До рассвета он никогда себе не давал прохлаждаться. Уже даже вернулись и посланные на разведку.