Ветер разлуки - Соня Мармен

– И ты правда его любишь?

Она замерла в нерешительности.

– Сильнее всего на свете.

– Вот как?

Глядя на руки, сжимавшие ее ладошки, Изабель вдруг осознала, насколько отец постарел. Через тонкую, как рисовая бумага, кожу с мягким рыжеватым пушком просвечивали синие вены. Неужели и его кожа почернеет, как кожа покойников, которых закапывают в снег в ожидании, пока оттает земля? Цинга унесла столько солдатских жизней… Она опасалась за здоровье Александера и носила ему яблоки из материнской кладовой.

– Я хочу, чтобы ты жила счастливо и в достатке, но временами приходится чем-то жертвовать. И скоро тебе придется сделать выбор, Изабель. Подумай хорошенько.

– Папа, я не очень хорошо понимаю, о чем вы говорите.

Он покачал головой. Изабель уголком простыни вытерла глаза. Сейчас не время для рыданий…

– Он тебя любит?

– Александер? Да.

– Это неудивительно. В тебя невозможно не влюбиться. А сказать тебе, дочка, я хочу вот что: я благословляю тебя, если твое сердце избрало этого… Александера Макдональда.

Ошеломленная, Изабель вскинула голову, чтобы посмотреть на отца.

– Вы меня… благословляете? Вы хотите сказать, что…

– Я понял, что сердцу не прикажешь и что терпение, возможно, и добродетель, но счастья оно не приносит. Есть натуры, которые умеют быть покорными, но ты, Изабель, так не сможешь. Ты слишком похожа на мать. Тебе будет трудно в это поверить, но Жюстина не всегда была такой, как теперь. Она была воплощением жизнелюбия, взрывом цвета в дождливый день, лучом солнца… В своем упрямом стремлении обладать этой женщиной… я погасил ее. Она сияла для другого, не для меня. Знай, Изабель, твою мать принудили к браку. Она меня не любила.

– Папа!

Признание взволновало Изабель до глубины души. Она отпустила руку отца, которую до сих пор сжимала в своих, и нахмурилась. Внезапно она вспомнила письма, случайно обнаруженные в старом сундуке. Тогда она решила, что они написаны отцом, хоть почерк был совсем другой. Вспомнила Изабель также и то, что последнее, написанное по-английски, она спрятала между страницами книги. Значит, эти письма написал матери чужой мужчина? У нее был возлюбленный?

– Папа, вы не обязаны мне об этом рассказывать.

– Я считаю, что обязан, и я хочу рассказать. Грехи прошлого не только отягощают совесть, Изабель, они душат меня. Ты очень многого не знаешь…

Шарль-Юбер поднял дрожащую руку, но она тут же упала на постель и сжалась в кулак. Он прищурился и как-то по-особенному посмотрел на дочь, потом отвернулся и продолжил:

– Мое завещание я передал нотариусу Пане, а он, в свою очередь, доверит его исполнение одному из своих коллег. Он тоже нездоров и старается больше отдыхать. Я сделал все, что следовало.

– Только не говорите о смерти! – взмолилась Изабель, закрывая руками мокрое от слез лицо. – Я не переживу, если вы умрете!

– Силы покидают меня, доченька, но такова воля Всевышнего. Твой брат Луи далеко, поэтому о последней услуге я попрошу тебя.

Изабель кивнула в знак готовности и заглянула в поблекшие глаза отца.

– Я сделаю все, о чем вы попросите, – пообещала она дрожащим от рыданий голосом.

– В моем кабинете, на самой высокой полке книжного шкафа, за стопкой корабельных журналов спрятана черная шкатулка. Я хочу, чтобы ты взяла ее и отнесла моему другу, который мне очень дорог.

– Вашему другу?

– Я говорю о Мари-Жозетте Дюнонкур. Она живет в Шато-Рише у своей сестры мадам Анны Шенье.

– У Анны Шенье, – повторила Изабель, чтобы запомнить имя. – А кто эта госпожа Дюнонкур?

– Хорошая подруга, которой я кое-что остался должен. Ты выполнишь мою просьбу?

– Да, папа.

– Прекрасно. Теперь у меня на душе спокойнее.

Ставни задрожали под порывами ветра, и солнечный луч запрыгал по простыне. Шарль-Юбер ласково погладил дочь по волосам. Мимо дома прогрохотала повозка.

– Ты – вылитая мать, Изабель. И я благодарю небо за то, что ты не родилась похожей на своего отца…

* * *

Шли дни. Шарлю-Юберу не становилось лучше, Франсуазе тоже. Изабель не могла отказать невестке, которая вот-вот должна была родить, в помощи, тем более что доктор запретил Франсуазе вставать с постели. Малыш Люк, которому редко позволяли видеться с мамой, изводил домочадцев своими криками, и только любимой тете Изе удавалось его успокоить.

С тяжелым сердцем, с трудом переставляя ноги, Изабель спустилась в квартал дю Пале. Снег быстро таял, и на повозке по улицам было не проехать. Здесь и там ручьи стремительно неслись к реке, унося с собой городской мусор. Патрульный отряд «коротких юбок» двигался вверх по улице Сен-Валье. Интересно, чем сейчас занят Александер? Она не пыталась искать с ним встреч с того самого дня, когда у отца случился первый приступ. Наверняка он недоумевает, почему от нее нет весточки…

Изабель сунула руки под мышки, чтобы согреться. Нежелание огорчать Александера своими горестями – чем не предлог для молчания? Но себя ей не обмануть… Все эти дни она проплакала, втайне мечтая о его объятиях, о прикосновениях ласковых рук, которые смягчили бы бремя обрушившегося на нее несчастья. Но эти мужские руки представляли для нее огромную опасность, и Изабель это понимала. Что, если новая встреча с Александером станет последним шагом на пути к погибели? Какое-то время она утешала себя тем, что все объяснит ему в записке, но, разорвав десятый вариант, передумала. Нет, лучше бы им поговорить! Только нужно, чтобы рядом был кто-то третий…

На перекрестке с улицей Сен-Николя Изабель остановилась в нерешительности. Она не знала, где именно находится казарма Александера. Поэтому, подумав, девушка направилась к «Бегущему зайцу». Там наверняка смогут подсказать, где ей искать его. До вечера было далеко, поэтому в заведении царила тишина. Жан Мерсье, хозяин, понятия не имел, где находятся в эту пору солдаты-шотландцы. В трактире они обычно появлялись после шести вечера. Изабель решила, что заглянет попозже.

* * *

Уложив поленья горкой у стены дома, Александер присел на толстую колоду отдохнуть. Когда он потряс свою флягу, оказалось, что сегодняшнюю порцию рома он уже выпил. Александер выругался. Спина невыносимо болела, и при мысли, что работа еще не закончена, хотелось кричать. А расколоть предстояло еще не одну колоду, а целых шесть! Он встал, собрал волю в кулак и доделал начатое. Мясник заплатил ему за старания, и Александер пошел прочь. Солдатам не разрешалось работать на горожан, но это был единственный способ разжиться спиртным, в котором Александер особенно нуждался сейчас, чтобы… забыться. Изабель занимала его мысли с утра и до вечера. Уже больше двух недель она не давала о себе знать, не прислала ему ни единой весточки.

На первых порах его это по-настоящему не тревожило. В Нижнем городе для него нашлась работа по столярной части, много времени солдаты проводили на плацу, и время летело незаметно. Но шли дни, и в душу начали закрадываться сомнения. Может, он ей надоел и она нашла себе мужчину, равного по положению, богатого и с более изысканными манерами? Что ж, этого следовало ожидать… Но смириться и забыть не получалось. Изабель была в нем – в его мыслях, в его крови, у него под кожей… И сердце его ужасно страдало. Даже Колл перестал говорить, что ему надо ее забыть, потому что понял – бесполезно.