Фидель Кастро - Максим Макарычев

Разумеется, Кастро не мог допустить интриг и разброда внутри ОРО. Но рубить с плеча не стал, а мастерски растянул экзекуцию. Чашу терпения Фиделя переполнил эпизод, свидетелем которого он стал сам. На вечере памяти студенческого лидера Хосе Эччеверия, погибшего в 1957 году, Эскаланте зачитал его завещание и при этом, по настоянию своих товарищей из НСП, исключил отрывок о религиозности погибшего. Тут Фидель поднялся на трибуну, взял документ из рук Эскаланте и полностью зачитал его. Потом добавил, что подобная «цензура» является «сектантской, глупой и недальновидной». И напоследок заклеймил поступок Эскаланте, фактически подписав тому приговор: «Это был жалкий, трусливый, искаженный признак или ход тех, кто не верит в марксизм, не верит в революцию, не верит в ее идеалы»[465].

Теперь настала пора для решительных действий. Для начала Фидель расширил состав руководящего бюро ОРО за счет своих проверенных соратников из «Движения 26 июля». Затем выступил с жесткой критикой в адрес прежнего руководства ОРО и лично Эскаланте так эмоционально, что впоследствии даже сожалел, что «наговорил много лишнего»[466]. В заключение Фидель полностью избавил верхушку этого движения от ряда «старых коммунистов» – выходцев из Народно–социалистической партии. В новом списке руководства ОРО не оказалось ни одного члена НСП, за исключением ее генерального секретаря Бласа Рока, введенного туда лично Фиделем. Остальные руководители были проверенными членами «Движения 26 июля». Они и проголосовали за снятие Эскаланте со своего поста. Все руководство партии было подобрано лично Фиделем Кастро.

К тому времени никто на Кубе уже не вспоминал о выборах и каких–то альтернативах Фиделю Кастро и его революционному правительству. Еще в мае 1959 года Фидель заявил, что у трудового народа Кубы нет времени на выборы и они ему не нужны, чем буквально вывел из себя Белый дом и североамериканских журналистов, для которых, как известно, тема свободных выборов является «священной коровой».

Один из ветеранов советской дипломатии рассказывал автору этой книги байку о том, как весной 1962 года советскому послу позвонил Фидель и сказал: «Забирайте того, кто сидит в машине возле вашего посольства». А в машине сидел не кто иной, как Анибал Эскаланте. Был ли этот «звонок от Фиделя» на самом деле или эта история, как настоящая байка, обросла подробностями, но буквально сразу после снятия с поста Эскаланте улетел в Москву, где прожил до середины 1960–х, когда с разрешения Фиделя Кастро вернулся на Кубу. Но наступил на те же грабли, пытаясь второй раз сплотить вокруг себя «недовольных Фиделем». Однако об этом позже.

Фидель, воспользовавшись ситуацией, добился замены советского посла Кудрявцева, которому не благоволил, на человека, «которому он мог доверять лично». Так произошел исключительный случай в истории советской дипломатии – на должность посла на Кубе был назначен резидент советской разведки Александр Алексеев.

В конце марта 1962 года Фидель Кастро неожиданно распустил ОРО. Кубинцам он сказал, что в организации «слишком большое влияние» приобрели члены бывшей НСП, в ущерб представителям других революционных организаций. В своем телевизионном выступлении 26 марта 1962 года Фидель Кастро буквально обрушился на «сектантов» и лично Анибала Эскаланте, обвинив его в создании «партии политических назначенцев, у которых на все нужно было спрашивать разрешение». ОРО было преобразовано в Единую партию социалистической революции (ЕПСР), а в конце 1965 года – в коммунистическую партию Кубы. Фидель Кастро стал главой ЕПСР, уже в октябре того года насчитывавшей 45 тысяч членов и пять тысяч кандидатов.

Огромные авторитет и влияние Фиделя Кастро никогда не перерастали в культ личности. Хорошо изучив период правления Сталина, Фидель не разрешил тиражировать свои фотографии и изображения. Один из первых законов нового революционного правительства категорически запрещал воздвигать памятники, присваивать имена живущих людей улицам, городам, предприятиям. И партийная пресса, в отличие от советских изданий, не печатала нудные отчеты с заседаний, пленумов, совещаний, не восхваляла лидера страны. Фидель сразу ставил на место тех чиновников, кто пытался представить его к награде и «золотым звездам».

Его популярность и так превосходила все мыслимые пределы. Он ведь жил в гуще народа, который был готов носить его на руках. После аграрной и жилищной реформ правительство Кастро провело денежную реформу, заменив денежные знаки, напечатанные при Батисте в США и Англии, банкнотами, напечатанными в Чехословакии. Одновременно были блокированы все хранившиеся в банковских учреждениях денежные суммы, превышавшие 10 тысяч песо. В 1962 году на Кубе была введена карточная система распределения продуктов, которая, увы, существует до сих пор.

Каждая семья обзавелась продуктовыми книжками. Все население страны делилось по возрасту на пять категорий – на три детских (до 2 лет, от 2 до 7 лет, от 7 до 14 лет), на взрослых, от 14 до 65 лет, и на лиц старше 65 лет. Соответственно по количеству и видам получаемых продуктов между этими категориями существовали определенные расхождения. В 1962—1963 годах продолжалась национализация в аграрной и банковской сферах и мелком и среднем производствах. Все валютные и внешнеторговые операции, деятельность промышленных и торговых предприятий перешли под контроль государства.

Был взят курс на быстрое превращение Кубы в развитое аграрно–индустриальное государство. Главные усилия были направлены на преодоление зависимости кубинской экономики от производства сахара и от внешнего рынка. Стране пришлось затрачивать большую часть средств на оборону от внешнего врага. Фидель Кастро, с подачи советских специалистов, провозгласил, что кубинская экономика должна принять плановый характер.

Как оказалось впоследствии, и введение планирования, и ускоренный переход к индустриализации были ошибочными решениями. Но, главное, абсолютно не отвечали специфике Кубы. К тому же «программой развития» страны были не хорошо проработанные документы, а выступления Фиделя перед многотысячными толпами или в телеэфире. Еще со времен Гаванской декларации 1959 года такие собрания приобрели статус «Национальной генеральной ассамблеи».

Все было предельно просто. Фидель Кастро предлагал и призывал. Куба одобряла и исполняла. Кроме того, Фидель каждую неделю совершал марш–броски по стране, преимущественно в сельскую местность, и те инструкции и поручения, которые давались им на месте, и воспринимались местными жителями как «генеральная линия правительства». Французский агроном Рене Дюмон, который несколько раз сопровождал Фиделя Кастро в таких поездках по стране в начале 1960–х годов, не без иронии подмечал, что словно путешествует с «барином»: «У меня иногда возникало впечатление, что я объезжаю Кубу вместе с ее владельцем, показывающим его поля и пастбища, его коров, если не его людей»[467].

Таким образом, любое планирование в условиях, когда основные решения по ключевым вопросам развития экономики Кубы принимались согласно не кратко–и долгосрочным планам, а в соответствии с указаниями, директивами политического руководства страны, а конкретно Фиделя Кастро, оказывалось попросту бесполезным. В результате во второй половине 1960–х годов правительство Кубы сделало неслыханный для социалистических государств шаг. Оно отказалось от централизованного планирования, сосредоточившись только на выполнении отраслевых планов. Более того, перестал существовать государственный бюджет, который был заменен ассигнованием денежных средств на зарплату и кредитные операции. В этом отношении показательны слова Че Гевары, убежденного, что сознательность и героизм людей должны «свернуть горы»: «Мы не обосновываем наши аргументы ни статистическими фактами, ни историческим опытом. Мы имеем дело с природой субъективного характера, как будто разговаривая с ней, мы можем убедить ее»[468].