Почему евреи не любят Сталина - Яков Рабинович

Однако уже к осени 1956 г., когда советские верхи стали активно избавляться от своих либеральных иллюзий, им, видимо, показалось, что второе рождение ГОСЕТа в Москве будет слишком щедрым подарком для «еврейских националистов» — как «внутренних», так и «внешних». После этого ходатайства сторонников идеи восстановления ГОСЕТа стали отвергать в ЦК, что называется, с порога. В качестве причины отказа чаще всего использовалась ссылка на «отсутствие в Москве свободной сценической площадки». Именно эта фраза фигурировала в документе, подписанном 1 сентября 1956 г. заведующим отделом науки, школ и культуры ЦК КПСС по РСФСР Н. Д. Казьминым (1904–1963)[391]. Так он отреагировал на соответствующее обращение известного театрального деятеля М. И. Гольдблата (1896–1974). Еще до войны этот ученик Михоэлса успел поработать художественным руководителем Биробиджанского и Киевского еврейских театров. В результате закрытия в 1949 г. Черновицкого еврейского театра, который Гольдблат возглавлял после войны, он вынужден был уехать в Алма-Ату, где с 1951 по 1959 г. являлся худруком Казахского театра драмы. В упомянутом письме в ЦК Гольдблат настаивал на «личном приеме у товарища Хрущева Н. С.», видимо не понимая, что это его желание тщетно.

В ходу у властей была и такая «отказная» формулировка, как «отсутствие практической надобности» в еврейском театре, который, как зачастую при этом пояснялось, из-за «активно происходящего в СССР процесса ассимиляции евреев» не может рассчитывать на достаточную зрительскую аудиторию и будет попросту пустовать. По сути, это была отговорка, призванная прикрыть истинную причину отказа: тайное опасение власти, как бы возрожденный ГОСЕТ не превратился в опасный генератор еврейского национализма и сионизма.

Вместе с тем было очевидно, что «прогноз» ЦК по поводу невостребованности еврейством театральных спектаклей на идише имел под собой веское объективное основание. Происходившая, как отмечалось, в 50-е гг. стремительная утрата этим нацменьшинством своей этноидентичности заставляла даже некоторых авторитетных деятелей советской еврейской культуры искренне сомневаться в осуществимости проекта воссоздания ГОСЕТа. Такой скепсис выказывал, например, популярный тенор М. Д. Александрович (1914–2002), который, отвечая на вопрос первого заместителя министра культуры СССР А. Н. Кузнецова (1903–1974; бывший помощник А. А. Жданова), есть ли нужда в еврейском театре, на создании которого «упорно настаивают американские евреи», ответил; «Открытие еврейского театра в настоящий момент считаю нецелесообразным и бесперспективным»[392].

Говорил ли это Александрович искренне или хотел угодить «высшим сферам», где ему особенно покровительствовала Е. А. Фурцева, определить за давностью лет невозможно. Однако можно утверждать, что у этого певца, находившегося тогда в фаворе у властей, были веские резоны говорить им то, что те хотели от него услышать. Ведь после того как, в феврале 1959 г. просоветский Всемирный совет мира решил на своем заседании в Вене участвовать в международном праздновании столетия Шалом-Алейхема, Александровича без преувеличения наградили сверхдефицитной поездкой во Францию. После тщательного отбора претендентов его включили в делегацию, направлявшуюся в эту страну для участия в юбилейных торжествах. Вместе с ним поехали: Нехама Лифшиц и Эмиль Горовец (1923–2001), которые, как и Александрович, исполняли еврейские песни, скрипач Л. Б. Коган (1924–1982), мастер художественного слова Эммануил Каминка (1902–1972) (читал на идише рассказы Шолом-Алейхема) и другие деятели советской еврейской культуры.

Перед отбытием в Париж членов делегации проинструктировали в ЦК КПСС, поручив «развеять миф о якобы уничтоженной в СССР еврейской культуре». Выступления посланцев Москвы проходили под эгидой советского посольства и Французской компартии, и не только в Париже, но и в Лионе, а также в Нанси. Судя по большинству отзывов, появившихся во французской прессе, эти концерты были успешными, хотя не обошлось и без резко критических статей в сионистской печати. Потом руководитель делегации Б. Д. Владимирский (с 1958 г. директор Всесоюзной студии грамзаписи «Мелодия») бодро рапортовал в ЦК: «Был разбит вдребезги тезис… что в СССР нет еврейской культуры и что там еврейский язык просто исчез»[393].

Противоречивым образом убеждая Запад в том, что, с одной стороны, бурные темпы ассимиляции советских евреев объективно лишают смысла сколько-нибудь масштабное развитие еврейской культуры (включая и воссоздание профессионального театра), а с другой — что слухи о ее (еврейской культуры) «смерти слишком преувеличены» и она чуть ли не вновь расцветает, советские власти сами превратили себя в удобную мишень для критики. Чтобы выйти из столь щекотливого положения, они вынуждены были пойти на компромисс, а именно создать некое подобие прежнего ГОСЕТа, точнее, его уменьшенной во всех отношениях — по престижу, бюджету, помещению, труппе, оркестру и т. п. — «копии».

Реализация этой имитационной альтернативы началась еще в 1956 г., когда 21 августа заместитель министра культуры СССР В. И. Пахомов уведомил заместителя председателя Совета Министров РСФСР Н. Н. Беспалова о том, что «считает целесообразным для художественного обслуживания и удовлетворения культурных запросов еврейского населения в Москве и на периферии Союза создать передвижной еврейский музыкально-драматический театр с труппой 20–25 человек и оркестром 8-10 человек».

Впрочем, и это предложение, видимо показавшееся властям чрезмерным, отложили тогда в долгий ящик. И только в 1962 г., когда западное культурное давление на Кремль стало резко зашкаливать, его извлекли из архива и, чуть препарировав, создали «во исполнение» Московский еврейский драматический ансамбль при Москонцерте. Руководить им назначили В. (Б.) Е. Шварцера (1892–1978), который до войны был главным режиссером Одесского еврейского театра, а потом перешел в Московский ГОСЕТ. Преемником этого ансамбля ныне является Московский еврейский театр «Шалом», который с 1987 г. возглавляет А. С. Левенбук (р. 1933).

К началу 1960-х гг. в СССР произошло не столько возрождение еврейской культуры, сколько усилиями власти, заинтересованной в создании в мире своего позитивного имиджа, была осуществлена имитация этого возрождения. Однако такой печальный результат был вызван не одним лишь негативным воздействием государственной бюрократической системы, пораженной к тому же элементами антисемитизма, но и объективными процессами ассимиляции советского еврейства (частично форсированной, правда, юдофобией) и глобального угасания культурного идишизма.

Евреи — орденоносцы, лауреаты. Сегодня в чести, завтра в кандалах. Мы знали их имена, наши бабушки выискивали их в газетах и титрах фильмов. По именам можно было догадаться о еврейском происхождении, иногда и носы давали повод для раздумья. Знаменитые писатели-евреи — классики советского времени вроде бы не касались национальной темы. И только тогда, когда кончился Союз и все рухнуло, когда выползли из самиздата и герметично задвинутых ящиков письменных столов строки-узники, мы поняли, что все они, от Эренбурга до Маршака, терзались еврейской темой, исписывали ею в темные ночи клочки бумаги и быстро совали их в огонь. То, что не догорело, — осталось памятником растоптанному еврейству России.