Свобода - Джонатан Франзен

— Ричард еще здесь? — наконец спросила она, вытирая лицо краем простыни.

— Нет. Я слышал, как он ушел. До того как я встал. Сомневаюсь, что он вернется.

— Бог все-таки милостив…

Как же Уолтер любил ее голос. Но сейчас слышать его было просто невыносимо.

— Вчера вы занимались любовью? — спросил он. — Я слышал, как вы говорили на кухне.

Его собственный голос звучал хрипло, точно воронье карканье, и Патти сделала глубокий вдох, как будто готовясь к оскорблениям.

— Нет, — ответила она. — Мы поговорили, а потом я пошла спать. Я же сказала: все кончено. Кое-что у нас было много лет назад, но теперь все кончено.

— Ты совершила ошибку.

— Поверь мне, Уолтер. Честное слово, все кончено.

— С той разницей, что я физически не в состоянии сделать для тебя то, что делает мой лучший друг. Никогда не мог, видимо. И не смогу.

— Ох… — Патти умоляюще закрыла глаза. — Пожалуйста, не надо меня цитировать. Скажи, что я шлюха, ужас всей твоей жизни, только, ради бога, не цитируй. Пощади, если можешь.

— «Шахматы ему не даются, но в остальном ему нет равных…»

— Ну ладно, — сказала Патти, зажмуриваясь еще сильнее. — Ты намерен меня цитировать. Ладно. Цитируй. Давай. Делай то, что должен. Я понимаю, что не заслуживаю милосердия. Только, пожалуйста, учти: это худшее, что ты можешь со мной сотворить.

— Прости. Я думал, тебе нравится говорить о нем. Честно говоря, мне казалось, что это основная причина, по которой ты вообще общаешься со мной.

— Ты прав, так оно и было. Не стану лгать. Так было в течение трех месяцев. Двадцать пять лет назад. Прежде чем я полюбила тебя и провела с тобой всю жизнь.

— О, какая это была прекрасная жизнь. «Все шло вкривь и вкось». Если не ошибаюсь, именно так ты выразилась. Хотя реальные факты, на мой взгляд, говорят об обратном.

Патти поморщилась, по-прежнему не открывая глаз.

— Может быть, просто перечитаешь еще разок, цитируя самое неприятное? Если хочешь, давай. И поставим точку.

— Честно говоря, больше всего мне хочется засунуть эту штуку тебе в глотку. И посмотреть, как ты подавишься.

— Прекрасно. Разрешаю. Для меня это в некотором роде станет облегчением.

Уолтер с такой силой стискивал листы, что у него свело руку. Он расслабил пальцы и выпустил рукопись.

— Мне больше нечего сказать. По-моему, основные вопросы мы решили.

Она кивнула:

— Да.

— Я больше не хочу тебя видеть. Не хочу находиться с тобой в одной комнате. Не желаю больше слышать имя этого человека или иметь дело с кем-либо из вас двоих. Никогда. Я хочу остаться один и всласть поразмыслить о том, что столько лет было впустую потрачено на любовь к тебе.

— Понимаю. — Патти вновь кивнула. — Но — нет. Нет, я с этим не согласна.

— Мне плевать на твое согласие.

— Знаю. Но послушай. — Она шмыгнула носом, собираясь с силами, и поставила кружку с кофе на пол. От слез у нее подобрели глаза и покраснели губы, она прямо похорошела, только Уолтера она больше не волновала. — Я не хотела, чтобы ты это читал.

— Тогда какого хрена эта штука делала в доме, если ты не хотела ее мне показывать?

— Веришь или нет, но я говорю правду. Я писала ее для себя, чтобы измениться и стать лучше. Нечто вроде терапии. Вчера вечером я дала ее Ричарду — в попытке объяснить, почему я осталась с тобой. Почему я всегда предпочитала тебя. Я до сих пор хочу быть с тобой. Я понимаю, ты прочел ужасные вещи, даже представить не могу, насколько ужасные, но речь ведь не только о них. Я писала это, когда была в депрессии и думала только о плохом. Но со временем мне стало лучше. Особенно после того, что у нас было, — мне действительно стало лучше! Как будто мы наконец сделали решительный рывок. Разве ты не почувствовал себя лучше?

— Не знаю.

— Я ведь писала о тебе и хорошее, не правда ли? Намного больше хорошего, чем плохого. Сам увидишь, если будешь объективен. Конечно, не будешь, но тем не менее это же очевидно — что ты был добрее ко мне, чем я заслуживала. Что ты — самый замечательный человек из всех, кого я знала. Что вы с Джоуи и Джесси — вся моя жизнь. Что черен лишь один уголок моей души — я один раз, ненадолго, сделала ошибку…

— Ты права, — хрипло ответил Уолтер. — Я действительно отчего-то проглядел все плюсы.

— Но они есть, Уолтер! Может быть, когда ты успокоишься и подумаешь, то вспомнишь, что так оно и было.

— Я не намерен об этом задумываться.

— Не сейчас. Потом. Даже если ты не захочешь со мной разговаривать, то, может быть, хотя бы отчасти простишь меня…

Свет в окнах внезапно потускнел — по небу пронеслось облако.

— Ты сделала худшее, что только можно было сделать со мной, — сказал Уолтер. — Самое худшее, и ты об этом знала, но тем не менее решилась. Как по-твоему, о чем здесь думать?

— Мне так жаль. — Патти снова принялась плакать. — Так жаль, что ты не можешь взглянуть с моей стороны. Так жаль, что это случилось.

— Оно не «случилось». Ты все сделала сама. Ты трахалась с каким-то ублюдком, а он оставил эту дрянь на моем столе, чтоб я ее прочел.

— Господи, Уолтер, у нас был просто секс, и больше ничего.

— Ты позволила ему прочесть то, что не позволила бы мне.

— Это был просто секс, четыре года назад. Ничто по сравнению со всей нашей жизнью.

— Послушай. — Уолтер встал. — Я не собираюсь шуметь. Особенно когда в доме Джессика. Но, ради бога, не лицемерь, иначе я тебе башку оторву.

— Я вовсе не лицемерю.

— Патти, учти. Я не стану орать и ругаться — я сейчас выйду из комнаты и не желаю тебя больше видеть. Учти, вообще-то мне нужно в этом доме работать. А потому я не стану переезжать.

— Знаю, знаю, — сказала Патти. — Я понимаю, что мне придется уехать. Подожду, пока Джессика уйдет, а потом уберусь. Я прекрасно понимаю, как ты себя чувствуешь. Но я должна сказать кое-что, прежде чем уйти, просто чтоб ты знал. Я хочу, чтоб ты понял, каково получить удар в самое сердце. Вот что я чувствую, оставляя тебя с твоей помощницей. Как будто с моей груди заживо сдирают кожу. Я не выдержу, Уолтер. — Она умоляюще взглянула на него. — Мне больно, и я ревную. Не знаю, что делать.

— Переживешь.

— Может быть. Однажды. До какой-то степени. Но понимаешь ли ты, что мне больно прямо сейчас? Понимаешь, что речь о том, кого я люблю? Ты вообще в курсе, что происходит?

Ее обезумевшие, умоляющие глаза стали в этот момент настолько невыносимыми, отталкивающими для Уолтера — вызвали такой пароксизм ненависти, напоминание о боли, которую они причинили друг другу в браке, — что он начал кричать, почти против воли: