Золотое дерево - Розалинда Лейкер

Габриэль вернулась домой поздно вечером и поэтому не стала забирать Андрэ, решив заехать за ним утром. Как она и ожидала, за это время скопилось много корреспонденции. Габриэль устала с дороги и решила отложить чтение писем до утра. Но когда она, приняв ванну и переодевшись, села в голубой гостиной за легкий ужин, ее горничная принесла ей одно из срочных посланий, пришедших в ее отсутствие.

— Я подумала, что вам стоит взглянуть на это письмо, мадам. Мне сказали, что за это время какой-то джентльмен шесть или семь раз приходил в ваш дом, надеясь, что вы уже вернулись. Вчера он оставил вот это письмо и потребовал, чтобы вам передали его немедленно, как только вы вернетесь домой.

Габриэль равнодушно взяла письмо из рук горничной, уверенная, что его написал какой-нибудь чересчур назойливый торговец красками для ткани или ткацким оборудованием, но тут сердце замерло у нее в груди: она узнала почерк Николя. Габриэль глубоко вздохнула и, подождав, пока останется в комнате одна, распечатала письмо. В жизни Николя произошли важные события, о которых он спешил сообщить ей.

«Джессика умерла от чахотки шесть недель назад. Она долго и мучительно болела все это время. Позже я узнал, что она страдала этой болезнью в детстве, но затем поправилась, и родители думали, что к ней пришло полное выздоровление. И вот неожиданно новый жестокий приступ болезни свел ее в могилу. Я буду вечно помнить то мужество, с которым она переносила страдания, а также ее исключительную преданность мне, своему мужу. Надеюсь, я сделал все возможное для того, чтобы скрасить ей последние месяцы жизни. Она умерла у меня на руках. Я всегда уважал ее и чувствовал к ней глубокую привязанность, поэтому, думаю, она понимала, что значила многое для меня, хотя обстоятельства могли убедить ее в обратном. Перед смертью все ее мысли были только обо мне, она беспокоилась о моей дальнейшей жизни и хотела, чтобы я был счастлив. В Джессике не было ни тени эгоизма. Я хочу сообщить тебе, что вернулся во Францию в надежде вновь увидеть тебя. Может быть, у нас еще есть шанс соединить свои судьбы и прожить остаток жизни вместе после того, как я улажу одно дело».

Габриэль на мгновение замерла, не в силах читать дальше, поскольку сразу же догадалась, каким именно делом был занят Николя.

— О, моя любовь! — воскликнула она, стараясь преодолеть беспокойство, и вновь вернулась к чтению письма.

«Я даже не предполагал, что мне придется вновь вернуться на родину. Я смирился с мыслью о том, что мне предстоит жить на чужбине, я был убежден в правильности своего решения, не зная, что политическая ситуация во Франции может измениться коренным образом. То обстоятельство, что на трон Франции взошел король Людовик и войне между Британией и моей родиной был положен конец, освободило меня от обязательств и слова чести, не дававшего мне права покинуть берега Англии. Но теперь, по всей видимости, мы стоим на пороге новой войны, поэтому я вернулся в Лион и вновь вступил в свой конноегерский полк. Не думай, будто мною движет какая-нибудь другая причина, кроме горячей веры в то, что каждый француз в наше время должен встать в строй. Если надо, я готов умереть за Францию. Я не желаю видеть ее разгромленной, побежденной союзниками. Если в тебе сохранилась хоть капля любви ко мне, позволь мне увидеться с тобой до моего отъезда из Лиона. Если же это письмо попадет к тебе в руки слишком поздно, тогда, я прошу тебя, не лишай меня надежды вновь встретиться с тобой, когда я вернусь с войны».

Габриэль выбежала из комнаты и на бегу крикнула своей горничной:

— Мой плащ! Живо!

Накинув плащ на плечи, она устремилась прочь из дома и быстро пересекла площадь. Габриэль знала, куда идти, в письме был назван адрес. Николя снял комнату недалеко от ее особняка, возможно, для того, чтобы чаще наведываться к ней в ожидании ее возвращения. Ветер раскачивал зажженные уличные фонари, и они отбрасывали длинные тени. Через несколько минут запыхавшаяся Габриэль уже стояла у входной двери дома и колотила в нее дверным кольцом. На пороге появился денщик, за его спиной в коридоре тускло горели светильники.

— Мне надо видеть капитана Дево. Я — мадам Вальмон, — сказала Габриэль, переводя дыхание.

— Его нет дома, мадам, но я знаю, где он сейчас находится. Он приказал мне немедленно сообщить ему, если вы вдруг неожиданно явитесь — в любой час дня или ночи.

С этими словами денщик провел ее в комнаты Николя, расположенные на втором этаже, и оставил одну. Габриэль быстро подошла к окну и через несколько мгновений увидела, как из дома выбежал денщик и помчался по улице, застегивая на ходу мундир и надевая кивер на голову. Отдышавшись и придя в себя, Габриэль сняла плащ и бросила его на спинку кресла, а затем устроилась у окна, следя за дорогой. Ей недолго пришлось ждать, вскоре к дому подъехал кэб, и она увидела, как из него выскочил Николя, одетый в военную форму, и устремился в дом. Через мгновение Габриэль услышала его торопливые шаги на лестнице. Дверь распахнулась, и он появился на пороге, как будто они никогда и не расставались. Оба застыли, пристально глядя в глаза друг другу, как тогда, в день своей первой встречи, когда произошло столкновение свадебной кареты Габриэль и катафалка с телом отца Николя. Но на этот раз они были совершенно одни, на этот раз ничто не стояло между ними.

— Николя, — прошептала Габриэль срывающимся голосом и протянула к нему руки. — Неужели это не сон?

— Ты теперь моя, Габриэль! Моя отныне и навсегда! — и он бросился к ней.

Заключив ее в жаркие объятия, Николя стал неистово, страстно целовать ее, и она с упоением отвечала ему. Слезы счастья брызнули у нее из глаз, Габриэль прижимала к себе любимого с такой силой, как будто кто-то отнимал его у нее, и она знала, что умрет, если это произойдет.

Подхватив ее на руки, Николя толкнул ногой дверь, ведущую в спальную комнату, и внес ее туда. Там их взорам предстала широкая кровать с пуховыми подушками. Габриэль испытала неизъяснимое наслаждение, граничащее с восторгом, когда Николя начал раздевать ее, целуя и лаская. Он расстегивал пуговицы на ее одежде, развязывал ленты, припадая жадными губами к обнаженным участкам ее тела, и она разделяла о ним его упоение.

Когда он тоже разделся, Габриэль была очарована его красивым мускулистым телом, которое свидетельствовало о силе и здоровье. Она вскрикнула от переполнявшей ее радости, когда он упал рядом с ней на кровать, и они слились в жарких объятиях. Чувствуя блаженную истому, Габриэль провела рукой по его искаженному страстью лицу, могучим плечам, сильной спине и крепким ягодицам. Она отдавалась новым для нее ласкам, которых до этого никогда в жизни не испытывала, отвечая на его поцелуи и нежности с незнакомым доселе экстазом. И в то же время у Габриэль было такое чувство, будто она после долгих трудных странствий вернулась домой. Она впала в полузабытье, и ей казалось что эта кровать — вовсе не кровать, а волны ласкового моря, ритмично вздымающиеся и несущие ее на своих гребнях к берегу блаженства. Мерцающий свет свечи падал на их переплетенные тела, скомканные простыни. Габриэль никогда не испытывала такого наслаждения, их страсть, достигнув своего апогея, унесла обоих в страну блаженства.