Изображение военных действий 1812 года - Михаил Барклай-де-Толли

Если это был отвод, так называемая диверсия, то предприятие достигло своей цели. Но знающие военное дело, может быть, имеют право сказать: «Жаль, что не шли далее!» Если б кавалерия наша (но тогда ей надобно б быть в большем числе), застигшая французов врасплох в их домашнем быту, продолжала натиск свой упорнее, кто знает, что бы она наделала.

Может быть, левое французское крыло, более и более само на себя осаждаемое, стало бы наконец свиваться в трубку и смешалось в толпу, которую надлежало отбросить за большую дорогу? Какие последствия могли бы открыться, если б казаки получили возможность кинуться вверх по большой дороге, загроможденной обозами, остальными и запасными парками?

Конечно, надлежало проскакать под выстрелами редутов и сломить несколько каре; но, всего важнее, могло встретиться препятствие местное: болотистый ручей и тому подобное. Зато сражение приняло бы совсем другой оборот, и Наполеон увидал бы, как неосторожно разжидил он свое левое накопом войска на правом.

Но вот русские отъехали восвояси; вице-король успокоился и принялся за прежнее: он сгустил свои силы против большого люнета. Король Неаполитанский, как будто разгадывая замысел Евгения, дал повеление графу Коленкуру, начальнику пажей императорских, заместившему Монбрюна, перейти через овраг Семеновский и напасть на редут с другой стороны.

Сам же зоркий Наполеон, видя, в чем дело, послал легион Вислы, под начальством генерала Клапареда, чтоб подкрепить атаки, которыми король и вице-король угрожали люнету. Провидя бурю, готовую разразиться над люнетом, прозорливый и мужественный Барклай решился сдвинуть все свои запасные войска на угрожаемое место.

В это же время и Кутузов, хозяин битвы, отважился ослабить правое крыло, крепкое по своему положению, и отрядил корпус Остермана. С громким барабанным боем полки остерманские шли скорым шагом позади первой линии и батареи, где находился главнокомандующий. Кутузов напутствовал их несколькими ободрительными словами и осенял знамением креста.

Эти полки, еще свежие, сменили корпус Раевского, разбитый и подавленный частыми натисками и бурею пальбы французской. Вместо смененного корпуса Раевского полки Преображенский и Семеновский поставлены за 4-м корпусом. Позади этих двух вытянули 2-й и 3-й корпуса кавалерийские, которые, в свою очередь, подкреплены полками Кавалергардским и Конной гвардии.

Конечно, это столпление войск на одном месте служило огромною мишенью для губительной артиллерии французской, но оно было необходимо для защиты места, слишком угрожаемого.

Вице-король, видя, что все усилия русских обращались на защиту их левого крыла, замыслил, пользуясь сим, завоевать наш большой люнет, стоивший уже столько людей и крови!.. Он соединяет 1-ю, 3-ю и 14-ю дивизии и дает знак. Тихо и торжественно приближаются эти войска; тихо и – на минуту – все бездейственно на русской линии, в окрестностях люнета. Канонеры стояли у пушек, поднятые фитили дымились…

Но вдруг все наши батареи грянули, картечь зашумела, и ряды французские, обданные чугунным кипятком, кружились и падали. Только буря, ворвавшаяся в чащу леса, может уподобиться этому действию артиллерии! Ядра, совершая свои рикошеты, прыгали между колонн, – французы призадумались. Но один из самых храбрых и, может быть, благороднейший из предводителей французских – Евгений Богарне (вице-король Италиянский) поднял дух своим присутствием, примером и речью.

Каждому полку особо говорил он что-нибудь приятное, что-нибудь ободрительное, напоминавшее его славу. Но 9-й линейный в особенности очарован приветствием: «Храбрые! вспомните, что при Ваграме вы одни были со мною, когда мы рассекли пополам линию неприятельскую!»

Полк отвечал криками восторга, и все ринулось вперед. Лично ободряя дивизию Брусье, вице-король был необыкновенно хладнокровен под зноем жесточайшего сражения, под шумом падающих картечных дождей. И вот пехота французская приближалась с лица, а Нансути и Сен-Жермен с тяжелою конницею жестоко напирали сбоку, подметая палашами все поле от Семеновского до люнета.

Об этом боковом действии на люнет огромной французской кавалерии (до 120 эскадронов) расскажем мы после, когда кончим о действиях вице-короля с лица. Боковая атака, страшная, грозная, была та атака Нея, за которую получил он титул князя Москворецкого.

Он направлялся с своими громадами на центральный люнет, но имел в виду высшую тактическую цель, цель разрезать нашу линию пополам и, распахнув ее на обе стороны, стать в тылу обеих половин. Подчиняясь закону последовательности, скажем теперь только несколько слов о действиях французской кавалерии справа. Самым блестящим образом исполнила данное ей приказание конница 2-го французского корпуса.

С неустрашимостью перемчалась она за овраг Семеновский и кинулась на линии русских. Многие полки Остерманова корпуса, особливо Кексгольмский, Перновский и 33-й егерский, выдержали храбро отважный наскок и удачно ответили смелым эскадронам губительным батальным огнем.

Но, несмотря на это, граф Коленкур, скакавший справа в голове кирасиров Ватье, успел обогнуть редут и через тыловой въезд промчался в самое укрепление. Коленкур убит пулею в лоб, и пятый кирасирский полк, ошеломленный потерею генерала и сильным отпором, ускакал прочь.

Так кончил Коленкур! Когда убили Монбрюна и люнет, продольными выстрелами, нещадно резал французскую кавалерию, этот генерал, как мы видели, бросился, чтобы зажать уста люнету, и не возвратился боле! Минута, в которую он въехал на высоту, представляла картину необыкновенно поразительную. Весь холм – подножие окопа, – очешуенный разноцветными латами, стал живою металлическою черепахою!

Ясные, желтые и стальные, гладкие и шершавые латы и шишаки зеркально сверкали двойным освещением: лучами солнца и красными пуками огня, вылетавшими из жерл пушечных. Люнет с его холмом, на котором громоздились конники французские, казался вместе горою железною и горою огнедышащею.

2-й и 3-й кавалерийские корпуса русские выпущены на 2-й французский, и полковник Засс с Псковским драгунским, поддерживаемый 4-мя орудиями конно-гвардейской артиллерии, далеко гнал кавалерию; и многие полки французские, не выдержав наскока наших, дали тыл и взброшены на свою пехоту.

«Тут была, – говорит один самовидец, – кавалерийская битва из числа упорнейших, когда-либо случавшихся. Неприятельская и наша конница попеременно друг друга опрокидывали и потом строились под покровительством своей артиллерии и пехоты. Наконец, наши успели с помощью конной артиллерии обратить неприятельскую конницу в бегство».

Между тем как повторялись эти жаркие схватки у люнета, войска вице-короля, как мы уже сказали, грозно к нему приближались. Некоторые полки вытянуты, другие сжаты в колонны.

21-й линейный, из дивизии Жерара, 17-й дивизии Морановой, 9-й и 35-й из дивизии Брусье охватили редут с лица и сбоку. Солдаты дивизии Лихачева, бившиеся до последней крайности, покрытые потом и порохом, обрызганные кровью и мозгом человеческим, не могли долее противиться и защищать люнет. Но мысль о личной сдаче далеко была от них! Почти все приняли честную смерть и легли костьми там, где стояли.