Оно. Воссоединение - Стивен Кинг

Какими бы ни были причины, в то жаркое лето вокруг Дерри и Хейвена горели леса. Пропадали дети, количество драк и убийств превысило среднюю норму, и пелена страха накрыла город, такая же реальная, как дым от пожаров, который чувствовался на вершине холма Подъем-в-милю.

Дожди наконец-то пошли первого сентября, и лило целую неделю. Центр Дерри затопило, что никого удивить не могло, но большие дома на Западном Бродвее стояли высоко над центром города, и в некоторых из этих домов слышались вздохи облегчения. «Пусть этот безумный канак прячется в лесах всю зиму, если ему того хочется, – возможно, говорили там. – В это лето он уже ничем не навредит, а до следующего июня, когда подсохнет земля, мы его поймаем».

Потом наступило 9 сентября. Я не могу объяснить, что тогда произошло; Тарэгуд не может объяснить; насколько мне известно, никто не может. Я могу только описать случившееся.

В «Сонном серебряном долларе» толпились лесорубы, пили пиво, закусывали. Снаружи сгущались сумерки, чтобы перейти в туманный вечер. В Кендускиге вода поднялась высоко, она отливала тусклым серебром, заполняя Канал от края до края, и, согласно Эгберту Тарэгуду, дул сильнейший ветер: «такей, хто хачем натить дыу в твоить шанах и отавать усе, хто там хесть». Улицы превратились в болота. За одним из столов в глубине зала люди Уильяма Мюллера играли в карты. Мюллер был совладельцем железной дороги и лесных массивов площадью в миллионы акров, и люди, что сидели за покрытым клеенкой столом, отчасти были лесорубами, отчасти – железнодорожными рабочими, а по существу – головорезами. Двое из них, Тинкер Маккатчеон и Флойд Колдервуд, отсидели в тюрьме. Компанию им составляли Латроп Раундс (прозвище у него было Эль-Катук, такое же малопонятное, как и название гостиницы «Плавающий пес»), Дэвид Грениер, по прозвищу Стагли, и Эдди Кинг, бородач в очках, таких же толстых, как его пузо. Вполне возможно, что они, среди прочих, два с половиной последних месяца разыскивали Клода Эру. И с той же вероятностью можно предположить, хотя доказательств нет, что они участвовали в майской разборке, после которой Хартуэлла и Бикфорда нашли в реке.

По словам Тарэгуда, народу в пивной хватало. Десятки людей пили пиво, ели и плевали на грязный, посыпанный опилками пол.

Дверь открылась, и вошел Клод Эру с обоюдоострым лесорубским топором в руке. Протолкнулся к стойке, локтями освободив себе место. Эгберт стоял слева от него. И, по его словам, пахло от Эру, как от тушеного лесного хорька. Бармен принес Эру стакан пива, два сваренных вкрутую яйца в миске и солонку. Эру расплатился купюрой в два доллара, получил сдачу, доллар и восемьдесят пять центов, засунул деньги в один из карманов с клапаном лесорубской куртки. Посолил яйца и съел их. Посолил пиво, выпил, рыгнул.

– Снаружи места больше, чем внутри, Клод, – добродушно заметил Тарэгуд, словно половина стражей порядка северного Мэна не гонялись за Эру тем летом.

– Знаешь, это правда, – ответил Эру, только, учитывая, что он был канаком, получилось у него, вероятно, так: «Ты шнаеть, тета прафта».

Он заказал второй стакан, выпил, снова рыгнул. Разговоры у стойки продолжались, никакой тебе тишины, как в вестерне, когда в салун входит плохой или хороший парень и со зловещим видом направляется к бару. Несколько человек поздоровались с ним. Клод кивал им, махал рукой, но не улыбался. Тарэгуд говорил, что выглядел Эру так, словно пребывал в полутрансе. За столом в глубине зала продолжалась игра в покер. Эль-Катук сдавал карты. Никто не удосужился сказать игрокам, что Клод Эру в баре – хотя их столик находился в каких-то двадцати футах от стойки, а поскольку имя Клода несколько раз выкрикивалось людьми, которые его знали, трудно представить себе, как они продолжали играть, словно не подозревая о потенциально смертельной угрозе, какую таило в себе его присутствие. Но они продолжали.

Допив второй стакан пива, Эру попрощался с Тарэгудом, подхватил топор и двинулся к столу, за которым люди Мюллера играли в пятикарточный стад-покер. Там он начал рубить.

Флойд Колдервуд как раз налил себе стакан ржаного виски и ставил бутылку на стол, когда подошел Эру и отрубил Колдервуду кисть. Колдервуд посмотрел на свою кисть и закричал: она все еще держала бутылку, но внезапно перестала к чему-либо присоединяться, оканчиваясь обрубками хрящей и рассеченными венами. На мгновение пальцы отрубленной кисти еще крепче сжали бутылку, а потом кисть упала на стол, как дохлый паук. Из запястья хлынула кровь.

В баре кто-то потребовал пива, а еще кто-то спросил бармена, которого звали Джонеси, по-прежнему ли тот красит волосы.

– Никогда их не красил, – раздраженно ответил Джонеси; он гордился своими волосами.

– А одна шлюха у «Ма Кортни» говорит, что волосы у тебя вокруг шланга белые, как снег, – гнул свое лесоруб, спросивший о волосах.

– Она наврала, – ответил Джонеси.

– Скинь портки и дай нам посмотреть, – предложил еще один лесоруб по фамилии Фолкленд, с которым пил Эгберт Тарэгуд, прежде чем пришел Эру. Фраза эта вызвала всеобщий смех.

А позади них вопил Флойд Колдервуд. Несколько мужчин, привалившихся к стойке, мимоходом оглянулись, аккурат в тот момент, когда Клод Эру вонзал топор в голову Тинкера Маккатчеона. Тинкер, мужчина крупный, с седеющей бородой, приподнялся – кровь потоками стекала по лицу – и снова сел. Эру выдернул топор из головы Тинкера. Тот начал подниматься вновь, и Эру ударил еще раз, теперь уже в спину. Звук раздался такой, говорил Тарэгуд, словно выстиранное белье бросили на коврик. Тинкер повалился на стол, карты выпали из его руки.

Другие игроки кричали и вопили. Колдервуд орал в голос, пытаясь зажать левой рукой правую, из обрубка которой хлестала кровь. У Стагли Грениера, по словам Тарэгуда, был пистолет-в-сумке (то есть в плечевой кобуре), и он пытался ухватиться за рукоятку, но никак не получалось. Эдди Кинг попробовал встать и свалился со стула, упал на спину. Прежде чем он успел подняться, Эру уже стоял над ним, вскинув над головой топор. Кинг закричал и поднял вверх обе руки, моля о пощаде.

– Пожалуйста, Клод, я только женился в прошлом месяце! – крикнул Кинг.

Топор пошел вниз, его лезвие почти целиком ушло в толстое брюхо Кинга. Брызги крови взлетели до потолочных балок «Доллара». Эдди на спине начал отползать от стола. Клод выхватил из него топор, как выхватывает из дерева мягкой породы опытный лесоруб, покачав из стороны в сторону, чтобы ослабить сжимающую хватку древесины. Освободив, вновь вскинул над головой. Опустил, и Эдди Кинг перестал кричать. Клод Эру с ним, однако, не закончил; принялся рубить в щепу для растопки.

За стойкой разговор переключился на грядущую зиму. Вераон Стэнчфилд, фермер из Пальмиры, утверждал, что зима будет мягкой. Исходил из принципа – чем больше дождя осенью, тем меньше снега зимой. Элфи Ноглер, ферма которого находилась на Ноглер-роуд в Дерри (ее уже нет; там, где Элфи Ноглер выращивал горох, и фасоль, и свеклу, теперь ответвление – длиной 8,8 мили – шестиполосной автострады), с ним не соглашался. Элфи заявлял, что зима будет о-го-го. Он насчитывал аж восемь колец на некоторых гусеницах бабочки «монарх». Третий мужчина предвещал гололед. Четвертый – грязь. Конечно же, вспомнили и ураган 1901 года. Джонеси наполнял стаканы пивом и раздавал миски с крутыми яйцами. За их спинами продолжались крики и лились реки крови.