Там, где меняют законы - Юлия Латынина

— С чего это я должен платить тебе деньги? — спросил Антонович, — у нас в контракте было записано, что ты обязуешься отделать все помещения. Ты контракта не выполнила, и денег ты ни копейки не получишь.

Плотоядно облизнулся и пристально оглядел Елену, тасуя руками глянцево посверкивающие снимки.

* * *

Прошло некоторое время, и клуб «Капитолий» вступил в строй, известив об этом объявлениями в городских газетах и ненавязчивой, но куда более эффективной рекламой в узком кругу городской элиты.

Елена так и не получила своих денег: Антонович не отвечал на ее звонки, а когда она пришла к ресторану, двое вышибал выкинули ее вон. Елене показалось, что в одном из вышибал она узнала паренька, которого видела в охранниках Малюты, и ей даже подумалось, что поведение Антоновича, очень возможно, это последняя порция мести со стороны Вырубова. Потом она, впрочем, укорила себя во вздорной мнительности — Вырубов наверняка давно забыл о ее существовании. Если она когда-то и интересовала бандита, то исключительно как любовница Семина. А Антонович — что ж, с Антоновичем все было ясно. В жизни Елены это был не первый Антонович, который не получил того, чего пожелал, и почему-то считал себя вправе обойтись с недоставшейся ему женщиной как с кинувшим его контрагентом.

После этой гадкой истории Елена заболела. Неделю она лежала с температурой сорок, а когда она поправилась, оказалось, что она больше не может различать цвета. Весь мир стал черно-белый, как на старой кинопленке. Сначала Елена надеялась, что зрение вот-вот восстановится, но шли дни, мир оставался черно-белым, и Елена поняла, что с ее профессией архитектора и художника покончено навсегда.

Больше она ничего не умела.

* * *

В конце ноября Елена вновь пришла в «Капитолий». Она оделась в черное вечернее платье и замшевые сапоги с изящными каблучками и пушистым, чуть потертым верхом. За эти несколько месяцев она сильно исхудала, и платье висело на ней, как на вешалке, а ее карие глаза, наоборот, стали еще больше и лихорадочно сияли из двух темных провалов бледного заострившегося лица. Свою машину Елена предусмотрительно оставила за углом. Расчет оправдался: охранник у входа не заметил ее, она проскользнула внутрь с несколькими гостями и уселась за столик в глубине помещения. Зал медленно заполнялся народом, под потолком, разбрасывая блики, крутился стеклянный шар, и на эстраде музыканты уже настраивали инструменты.

Официант подал ей кожаную папку с меню и осведомился, что она будет пить, и Елена попросила его позвать Антоновича. Елена рассеянно листала меню, смотрела на холеных женщин, чинно рассаживающихся по столикам в сопровождении пузатых кавалеров, и чувствовала себя как ребенок, который наблюдает сквозь аквариумное стекло за совершенно чужой и такой красивой жизнью вуалехвостых рыб, морских коньков и колышущихся водорослей. И то, что этот мир стал из цветного черно-белым, делало его вдвойне чужим и незаконченным, как брошенный второпях чертеж.

Елена рассчитывала, что Антонович не захочет скандала в разгар вечера, и оказалась права. Антонович бочком, по-рыбьи, обогнул стол и присел рядом с ней.

— Я пришла за деньгами, — сказала Елена.

Антонович помолчал и оглядел Елену жадными плотоядными глазами. Елена опустила глаза, чтобы проверить, не расстегнулись ли у нее пуговки на платье и не стало ли оно прозрачным.

— Леночка, — сказал Антонович, — я очень рад, что ты пришла. Все еще можно уладить. Я, Леночка, очень хотел бы с тобой дружить.

— Мне не нужна ваша дружба. Мне нужны деньги.

— Мы будем обсуждать это здесь или в моем кабинете?

Антонович встал, легким движением корпуса освобождая путь для Елены, и они вышли из зала вдвоем.

Они прошли мимо кухни, — на Елену пахнуло чем-то морским и жареным, послышалось скворчание шипящей в масле осетрины, — и оказались в длинном черном коридоре. У винтовой лестницы, ведшей наверх, в кабинет Антоновича, стояли несколько щуплых ментов. Тут же курил сигарету высокий мужик, с бледным, как истлевший кленовый лист, лицом.

При виде Елены мужик с истлевшим лицом неторопливо затушил сигарету. Антонович внезапно отстал, и Елена даже не успела сообразить, что происходит, прежде чем менты подхватили ее под руки.

Она дернулась, ее несильно, но больно ударили в живот и приложили лицом о стену, а потом Елена почувствовала чью-то руку в прижатой к боку сумочке и, скосив глаза, увидела, как человек с истлевшим лицом вытаскивает из этой сумочки пакетик с порошком. Откуда-то изо всех щелей, как муравьи на сладкое, внезапно набежала охрана Антоновича.

— Внимание, — объявил человек своим сотрудникам, — при личном досмотре гражданки был обнаружен порошок белого цвета, в количестве…

— На три года тянет, — сказал кто-то сбоку.

Один из милиционеров уже составлял протокол задержания. Двух охранников определили в понятые.

— Твое, детка, — ласково сказал испитый мент, поднося пакетик поближе к глазам Елена.

Елена изо всех сил плюнула ему в лицо. Мент побагровел.

— Ах ты сучка, — заорал он, — да мы тя ща…

Он ударил Елену, два раза, как взрослого мужика, один раз в солнечное сплетение и другой — чуть ниже, и Елена согнулась от боли и почти перестала соображать, что происходит, а потом охранники что-то зашептали на ухо менту и поволокли Елену прочь. Когда она очнулась, оказалось, что она сидит на стуле в кабинете Антоновича и на глазах у нее — слезы после удара, а Антонович нависает над ней и хитро щерится.

— Тебе все понятно? — спросил Антонович.

Елена молчала.

— Ты маленькая негодная шлюха, — сказал Антонович, — ты меня обманула. Ты ни хрена не сделала той работы, которую я просил, и еще осмеливаешься просить за свое безделье деньги. Я мог бы сдать тебя в ментовку и посадить за распространение наркотиков, но я добрый человек. Выбирай: или ты уйдешь отсюда, тихо, не поднимая шума, и я придержу этот протокол. Либо ты уйдешь с ментами. Все поняла?

Елена кивнула. На глазах у нее по-прежнему стояли слезы — от физической боли. Она и не знала, что когда бьют, так хочется плакать.

— Тебе не стоит плакать, сучка, — сказал Антонович, — раньше надо было думать, когда ты пыталась меня обжулить.

Когда Елена вышла из кабинета, испитый мент и его подручные по-прежнему стояли в коридоре. Один из них бросил какую-то сальную фразу, и по этой фразе Елена поняла, что менты принимают ее за одну из здешних хорошеньких шлюшек, которая пыталась шантажировать хозяина.

Елена, наклонив голову, вышла в ночь. На улице творилась метель, и пока Елена обходила кругом здание, добираясь до машины, она основательно закоченела.

Вдобавок оказалось, что Елена, нервничая, забыла выключить у машины фары, и за те сорок минут, которые она была в клубе, аккумулятор сел окончательно. Елена попыталась изловить машину, но машин было мало, а те, которые проезжали мимо, не спешили останавливаться.