Васек Трубачев и его товарищи - Валентина Осеева

– Васёк, матрацы везут!

Ребята тащат койки. Лила ч Нюра расставляют их в зале.

– Лида, здесь тумбочки нет. Возьми в классе, там лишняя. Ставь между кроватями!

Сева бегает с тряпкой, вытирает мокрые железные сетки.

У ворот буксует машина. На ней возвышается гора красных полосатых матрацев, покрытых сверху брезентом.

– Толку у вас нет! Куда в дождь матрацы везёте? Где их сушить? – ругается Грозный.

– Приказано, отец… Бери, бери! Не ругайся зря! Спешка, ничего не поделаешь… А ну, а ну, ребята! На плечи кладите… Вот это молодцы!

Ребята, согнувшись под матрацами, один за другим бегут по двору. Сильные девушки-санитарки берут по два матраца и медленно шагают к крыльцу.

– Живо, красавицы! Гляди, дождь промочит! – подгоняют их рабочие.

Васёк хлопает себя по лбу:

– Эх, не догадались сразу!.. Сашка, за мной! Мазин!

Он бросается в раскрытый сарай, вместе с Сашей вытаскивает приготовленные для раненых носилки:

– Дядя, клади! Больше клади!

– Вот это голова! Вот это стахановец! – шумно одобряют рабочие. – Стой! Хватит с них – тяжело будет.

Санитарки тоже хватают носилки. Машина быстро пустеет и, пятясь задом, отъезжает от ворот.

В зале между койками ходит Грозный, ощупывает матрацы:

– Затопить надо… Беги, Малютин, за спичками – на столе у меня возьми, а я дров принесу.

Сева бежит за спичками. Иван Васильевич тащит дрова, гремит заслонками и, присаживаясь на корточки перед печкой, тихонько ворчит:

– Эх, на охоту ехать – собак кормить! Раньше бы затопить надо!

Лида подкладывает ему сухие щепки.

Васёк Трубачёв, Мазин, Саша и Одинцов в боевой готовности стоят у ворот.

– Везут! Везут! – громко кричат они, завидев на улице грузовую машину.

Машина подъезжает к воротам.

Ребята носят одеяла, подушки, сложенное столбиком бельё. Во дворе появляется строгая высокая сестра в чёрном пальто, накинутом на халат. Она обходит классы, зал, на ходу бегло здоровается со школьным сторожем, спускается в раздевалку, делает замечания санитаркам.

– Это что ж за птица такая? – неодобрительно оглядывает её Грозный.

– Это старшая сестра Нина Игнатьевна, – на ходу поясняет ему санитарка.

– Почему здесь ребята? Зачем они здесь? – доносится из коридора голос старшей сестры.

Ребята тихонько шмыгают на крыльцо.

– Пойдёмте дрова колоть, – хмуро говорит товарищам Васёк, – дров мало.

Старшая сестра смотрит в окно. По стеклу бьются мелкие капли дождя.

Около сарая возятся мальчики. Одинцов и Саша пилят мокрое бревно, Васёк колет дрова, Лида и Сева носят в сарай поленья, Нюра собирает щепки, Петя и Мазин тащат брёвна.

– Это чьи ребята? – спрашивает Нина Игнатьевна.

– Это школьники, воспитанники этой школы, – вырастая за её плечом, с достоинством говорит Грозный и, заложив руки назад, важно шествует в свою каморку.

Под вечер в тёплой, уютной школе появляются первые раненые. Ребята со страхом и сочувствием смотрят, как из санитарной машины выносят на носилках закутанных в одеяла людей, видят на подушках изжелта-бледные лица, лихорадочно блестящие глаза, слышат стоны… Хромая и опираясь на санитарок, идут по двору молодые, безусые, и пожилые, бородатые, бойцы. Нина Игнатьевна стоит на крыльце, молоденькая сестричка осторожно ведёт раненого красноармейца.

– Ничего, ничего, голубчик, сейчас мы вас уложим, перевязку сделаем, – мягко говорит старшая сестра.

Врачи в белых халатах, накинутых поверх военных гимнастёрок, принимают раненых в бывшей учительской. Запах йода и ещё каких-то лекарств распространяется по коридорам.

– Ребята, завтра чуть свет опять сюда. Работа найдётся! – говорит товарищам Васёк.

* * *

Время шло. Васёк и его товарищи работали в госпитале. Старшая сестра уже не спрашивала, чьи это ребята: она знала их всех по именам и, смеясь, называла «скорой помощью».

– Сестричка, пошлите ребят, пускай газетку почитают, – просили раненые.

– Васёк, отряди кого-нибудь в пятую палату письмо писать.

– Нюра, посиди около Петрова. Он очень по своей дочке тоскует, поговори с ним, – напоминала Нина Игнатьевна.

Вечерами ребята читали раненым книги из школьной библиотеки. Смешные фигурки в длинных белых халатах вызывали у красноармейцев добродушные улыбки.

– Сюда, сюда, профессор! Посерединке садись, чтобы никому не обидно было…

Ребята возвращались из госпиталя только поздно вечером.

Вместе с ними в госпитале работала и тётя Дуня. В раздевалке, оборудованной под кухню, на громадной плите сияли начищенные до блеска котлы. Ранним утром в котлах уже весело булькала вода, тётя Дуня сыпала в котлы крупу и, вооружившись длинной деревянной ложкой, помешивала кашу.

Санитарки, гремя подносами, уносили из кухни завтрак и в полдень прибегали за обедом. Тётя Дуня, в белом халате, раскрасневшаяся от горячей плиты, пробовала на вкус каждое кушанье и доверху наливала тарелки.

– Ты спроси, вкусно ли. Может, не нравится моя стряпня? – беспокоилась она.

Но «стряпня» нравилась. Нина Игнатьевна хвалила повариху, а раненые почтительно называли тётю Дуню «мамашей» и запросто обращались к ней с просьбой сделать хлебный квас или побаловать их солёными огурчиками. Тётя Дуня ставила квас, посылала судомойку в погреб за огурчиками и, натоптавшись за день, спешила домой, чтобы наутро снова стать у плиты.

* * *

Саша по-прежнему жил у Васька. Вечерами они забирались на широкую кровать Павла Васильевича, говорили о госпитале, о Сашиных родных, о Мите и обо всех, кто остался в партизанском лагере. Потом, уткнувшись в подушку, оба замолкали.

– Васёк, о ком ты сейчас думаешь? – приподняв голову, спрашивал Саша.

– О папе, – шёпотом отвечал Васёк. – А ты?

– О маме.

– Спите, спите! – откликалась из кухни тётя Дуня. – Завтра рано вставать! В котлах у меня вода не налита, дрова сырые… Ох ты, господи!

Но Ваську не спалось. Мысли его подолгу останавливались то на одном, то на другом близком человеке. Давно не было Тани…

Васёк виделся с ней только один раз. Забежав на одну минутку, Таня крепко прижала к себе его голову, сбросила с ресниц быстрые слезинки, тихо шепнула на ухо:

– Золотой ты мой, сколько ж я поплакала из-за тебя!..