Ловушка. Форс-мажор - Андрей Константинов

Озвученное Завьяловым «деликатное поручение» Стаса абсолютно не вдохновило: вникать во все эти музейные заморочки лично у него не было ни малейшего желания. Тем более, что Стуруа ни черта не разбирался в той части искусства, которое принято именовать высоким. А по логике вещей, исключительно такое и должно храниться в Эрмитаже – в музее, название которого слышал даже он, который «зэ А» из ЮАР. А вот Эдик, напротив, за тему ухватился, дав понять, что нет ничего приятнее, нежели «работа» с творческой интеллигенцией. С его слов, именно люди искусства легко и непринужденно ведутся на самые незатейливые разводки. И на их фоне даже учащиеся младших классов смотрятся гораздо продвинутее.

Так что после согласования и уточнения некоторых деталей, в конечном итоге предложение Завьялова было принято. С этого момента Стуруа и Линчевский оказались временно зачислены в штат питерского «летучего отряда» Ребуса под командованием комбрига Дорофеева. Со всеми полагающимися сему высокому званию привилегиями.

Этой же ночью «Красной стрелой» они возвратились в Петербург. Именно в этой поездке Эдик и позаимствовал общегражданский паспорт у гражданина Дортюка.

– Всякую новую жизнь надо начинать с новой ксивой, – весело пояснил он Стуруа.

Вот только Стас оптимизма напарника не разделял. Что-то во всей этой скоротечной вербовке его смущало, но, что именно, он никак не мог сообразить. Да и субординационное подчинение Дорофееву особого восторга не вызывало – этого уголовника с типа деловыми понтами Стуруа не переваривал с самой первой встречи. Ну да уж лучше страус эму в руках, чем колибри в небе.

* * *

Семен Аронович Плуцкер сдержал данное Ребусу обещание. И когда в его магазинчике снова появился загадочный клиент-лох с очередной ювелирной вещицей мутной судьбы, позвонил по указанному номеру, а сам принялся тянуть время, изображая дотошливого эксперта. Хотя и безо всяких экспертиз, не задумываясь, он прикупил бы этот серебряный, а внутри и снаружи частично позолоченный портсигар, украшенный расписным эмалевым орнаментом. Даже невзирая на потертость крышки и незначительные сколы эмали по всей поверхности. Тем более, что хозяин просил за него просто смешную сумму – триста долларов.

Минут через двадцать Плуцкеру отзвонились и дали добро отпустить клиента. Особо предупредив, что последние пальцы на продаваемой вещице должны принадлежать именно ее хозяину. Из чего Семен Аронович сделал печальный вывод, что сегодня его личная коллекция портсигаров пополнена не будет.

Счастливого обладателя трех стодолларовых бумажек люди Дорофеева пропасли до самого дома. Далее в игру вступил старший оперуполномоченный по ОВД Некрасов, и уже через неделю на столе у Завьялова лежало подробное досье на семейство Запольских – все об отце, матери и сыне. Естественно, с основным упором на мать – сотрудницу «Русского отдела» Эрмитажа. Даже при беглом ознакомлении с материалами картина вытанцовывалась предельно ясная – работа с вечными ценностями качественно взята на семейный подряд. В принципе, собранной информации уже было достаточно для того, чтобы Некрасов начинал готовить дырочку для ордена. Но с этим делом решили погодить, так как при правильном подходе к снаряду грамотная ее реализация вполне позволяла оторвать хвосты одновременно даже не двум, а гораздо большему количеству зайцев.

Завьялов принялся готовить многоходовую оперативную комбинацию. Но к тому моменту, когда план ее был расписан до подробнейших мелочей, все карты смешало непредвиденное – Лариса Запольская скончалась. Со смертью музейщицы пришлось, по сути, начинать все сначала. Новая схема получалась гораздо более сложной и затратной, но других вариантов у Завьялова все равно не было, так как заходить в Эрмитаж предполагалось не с парадного входа, а через неприметную калиточку. В которую посторонним вход запрещен. Э-эх, протянула бы эта Запольская хотя бы еще пару месяцев – и вообще никаких проблем! А так приходилось изгаляться, комбинировать и волей-неволей притягивать к операции людей со стороны. Подходящих своих не было – дорофеевская шайба на искусствоведческую всяко не тянула, а уж физиономии его братков и подавно. Так возник вариант с Линчевским и африканцем. Конечно, и эта парочка, судя по всему, – те еще браты-акробаты. Но у одного из них имелся паспорт иностранного подданного, и это обстоятельство в нужный момент могло должным образом выстрелить. Завьялов подсуетился – и по результатам его «суеты» таможенники перекрыли кислород наркобизнесу новоиспеченных конкурентов. Он рассчитывал, что парни не сумеют оперативно задраить внезапно нарисовавшуюся финансовую брешь и будут вынуждены добровольно встать под Ребуса, дабы отработать долг. Но те, как ни странно, сумели выкарабкаться. Это лишний раз подтвердило, что парни сообразительные и шустрые. Жаль только, что теперь для завязывания делового партнерства придется не диктовать, а договариваться. А это, как ни крути, дополнительные расходы.

Теоретически определившись с исполнителями, оставалось подобрать, условно говоря, объект посягательства. Эта вещь необязательно должна была оцениваться в баснословную сумму. Главное – иметь культово-историческую ценность. Быть знаковой, иметь статус артефакта. А еще лучше – национальной святыни. Плюс, с «технической» точки зрения, компактной, без труда перемещаемой. После долгих консультаций с Плуцкером и последовавшей затем внеплановой рекогносцировки эрмитажных кладовых ведомством Некрасова выбор был сделан в пользу отдела рукописей. Еще через пару недель определились и с «кабанчиком» – кандидатура одинокой, больной и, по отзывам коллег, слегка ненормальной хранительцы Глуховой для их целей подходила идеально. Тем паче что, по отзывам коллег, Валентина Степановна была знакома с семейством Запольских.

Однако следовало торопиться. Сразу после смерти Запольской в ее подсобном эрмитажном хозяйстве началась обязательная в таких случаях ревизия коллекции для подготовки передачи новому штатному хранителю. По данным Некрасова, эта достаточно трудоемкая работа должна была продлиться минимум два-три месяца. И то, что по ее итогам недостача экспонатов обязательно всплывет, было делом решенным. Здесь – без вариантов. Даже если сами музейщики попробуют эту историю замотать, к теме «широкого освещения» подключится «антикварное» угро. А пока требовалось успеть провести все необходимые вспомогательные телодвижения, дабы к началу скандала, который станет сигналом к переходу к финальной стадии операции, подойти во всеоружии.

* * *

Визу Стуруа срочно продлили еще на полгода. Обошлось недешево, но зато отныне на руках у Стаса были бумаги, подтверждающие нестерпимое желание приглашающей стороны продлить ему вид на жительство. Причем не просто за красивые глаза, а как крупному научному деятелю, ассистенту кафедры археологии университета Виста (Претория, ЮАР). Кстати, соответствующие корочки вместе с необходимым набором сопроводительных причиндалов (командировка, направление в Россию, авторефераты, рекомендательные письма и проч.) встали на порядок дешевле. Что при нынешнем «развитии печатной техники» неудивительно. Конечно, университет Южной Африки, равно как и Кейптаунский, в научном мире котируются выше. Но зато Виста был относительно новым, пока еще малоизвестным вузом. Так что, задайся кто целью получить справочно-уточняющую информацию в отношении «африканского археолога», процесс этот оказался бы весьма трудоемок.