Эксгибиционист. Германский роман - Павел Викторович Пепперштейн
Шрифт:
Интервал:
В этом загадочном состоянии безлунного лунатизма этот вопрос казался ей безысходным, неразрешимым, чудовищным. Я тоже не знал, кто мы такие, поэтому ничем не мог ей помочь – разве что принести чашечку вербенового чая. Минут через тридцать-сорок гносеологический ужас покидал Элли, как покидает демон, и она мирно засыпала.
Я же еще долго не спал после таких пробуждений, пил одиноко вербеновый чай и оторопелым, изумленным, ничего не понимающим взглядом встречал опаловые рассветы – венецианские, альпийские, римские, бернские, миланские, цюрихские, парижские, кельнские, базельские, московские, одесские, крымские – и прочие рассветы, каждый из которых заставал меня врасплох. Степень моей безоружности казалась зашкаливающей, но таковой же была и степень моей беспочвенной веселости. Говоря об этих ночных приступах гносеологического ужаса, которые посещали Элли, мы называли данную форму лунатизма «Состояние КМТ» – это сокращение представляет собой аббревиатуру вопроса КТО МЫ ТАКИЕ?
Этот вопрос напоминает мне о другом вопросе, который как-то раз задал мне Сережа Ануфриев, причем в тот момент ему очень нелегко было выговорить эту короткую вопросительную фразу, ибо говорил он из глубины галлюцинаторной шахты, и язык плохо ему повиновался, а темные его глаза были как блюдца лемура, полные до краев черным молоком гносеологического ужаса: НА КОГО МЫ РАБОТАЕМ? Сказано было по слогам, с трудом, – так говорит ударенный метеоритом робот, у которого заискрило в системном блоке. Психоделический морозец его настолько пробрал в тот миг, что он, по сути, превратился в некую фигуру по прозвищу Вопрошающий Пиздец. Но комизм ситуации заключался в том, что вопрос адресовался существу, находящемуся в столь же измененном состоянии сознания, в каком пребывал вопрошающий. То есть, иначе говоря, вопрос был адресован мне. А меня всё веселило в тот миг, я олицетворял собой народное высказывание «Смех без причины – признак дурачины». Впрочем, всегда найдется причина для смеха, равно как и для ужаса. Всегда уместно ответить на ужас – смехом, а на смех – ужасом. Так я и сделал. Хохот объял меня до корней волос, и я ответил, захлебываясь и обливаясь хохотливыми слезами: МЫ РАБОТАЕМ ТОЛЬКО НА СМЕХ!
Смех был в тот момент живым и гигантским существом, светящимся, мягким, необъятным и невесомым толстяком, пузырчатым богом без конца и края, председателем общества «Боги без границ», и это существо платило нам за услуги воздушными и щедрыми порциями самого себя. Что же за услуги оказывали мы этому весело колыхающемуся принципу? Собственно, все наши деяния и недеяния сливались в одну-единственную сверхлюбезную услугу: мы были глубинно забавны. Причем вовсе не в том смысле, чтобы смешить людей (вряд ли мы могли кого-либо всерьез рассмешить, слишком далеки мы были от земных веселий). Скорее мы смешили сам Смех, мы помогали ему каким-то образом быть самим собой, осуществлять себя. Нечто подобное (но и не только это) подразумевал я своим ответом, что, мол, мы работаем только на смех (пожалуй, акцент в этом высказывании падает на слово «только»). Но здесь мы переходим от откровенческих вопросов к откровенческим ответам. На вопрос КТО МЫ ТАКИЕ? (КМТ) вскоре выработался четкий, но негативный ответ, впрочем, не менее откровенческий, нежели сам вопрос: МЫ НЕ ЛЮДИ! (МНЛ.) Понимание МНЛ, в свою очередь, развилось в принцип НИКАКИХ ЛЮДЕЙ НЕТ (НЛН), а этот принцип (или же это ощущение) пронизывает собой наш роман «Мифогенная любовь каст» (МЛК). Таким образом, мы имеем цепочку: КМТ – МНЛ – НЛН – МЛК. Следовало бы высечь этот глубинный буквенный код на малахитовых вратах медгерменевтического дворца.
Пока души наши веселились в медгерменевтическом дворце, тела тем временем валялись и вращались в многоразличных
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!