Хроноагент - Александр Калачев
Шрифт:
Интервал:
Независимо от моего сознания, которое почти уже не подчиняется мне, руки и ноги сами выполняют нужные движения, и самолет изменяет курс… Яркая вспышка. Воронка со светящимся пятном и тенями в конце исчезает, и вновь навстречу несется земля.
Круче вывод, еще круче! Время меня побери! Как мал запас высоты! Не успеваю! Добавлю еще на себя… Перегрузка властно вжимает меня в кресло. Самолет мчится по гигантской кривой, и, где будет ее нижняя точка, я не знаю. Все расчеты Катрин рухнули, когда я сделал лишнее качание, сверх оговоренных. Да и эта воронка! Пусть мое вынужденное бездействие длилось какие-то секунды, но на такой скорости… Теперь вся надежда на то, что истинный запас прочности машины превышает расчетный и она выдержит то, чему я вынужден ее подвергнуть.
Еще круче вывод… Перегрузка становится сильнее, но машина, кажется, ведет себя нормально. Впрочем, сие еще неведомо. Скорость пять целых пять десятых «М», земля под крылом мелькает сплошной полосой. Высота всего тысяча четыреста!
Впереди по курсу — лес, за ним река и поселок. Завод с его складами остается справа. Так вот куда тянула меня мерцающая воронка! Еще круче вывод! Горизонт все еще выше носа машины. Еще… Еще… Горизонт ползет вниз. Слишком медленно! Высота уже триста! Еще круче! Высота сто пятьдесят! Горизонт уже внизу. Нос машины нацелен в небо. Вместо земли — сплошная желто-зеленая полоса. Что там творится на земле, когда над ней с такой скоростью и на такой высоте проносится многотонная махина? Перегрузка такая, что темнеет в глазах, но машина держится молодцом…
Время возьми! Накаркал! Предательский треск и дробный стук извещают меня о том, что машина достигла предела выносливости. Рука ложится на рычаг катапульты и замирает на нем. Самолет продолжает набирать высоту, хотя потрескивание и постукивание не прекращаются. Раз уж идем вверх, то будем идти, пока есть возможность. Пусть все неприятности, включая возможное катапультирование, произойдут повыше, а не здесь, у самой земли.
Высота растет, уже две тысячи. Осторожно убавляю тягу. Треск переходит в похрустывание. К этому добавляется звук, будто кто-то мнет огромные листы жести. Высота четыре тысячи, скорость продолжает падать. Как бы сбросить ее порезче, чтобы побезопасней проскочить барьер неуправляемости? Если я буду продолжать маневрировать на такой скорости, я доломаю машину, которая, судя по издаваемым ею звукам, уже имеет серьезные повреждения.
Идея! На пяти с половиной тысячах метров осторожно выравниваю машину, также осторожно убавляю подачу активатора и наконец перекрываю его совсем. Впечатление такое, словно я с автострады съехал в песок. Скорость резко падает до двух целых пяти десятых «М». Сбрасываю тягу еще и осторожно разворачиваюсь в сторону аэродрома. Ловлю себя на том, что даже затаил при этой операции дыхание.
Да! Ведь я все время молчал, а меня наверняка вызывали! Что там сейчас творится! Наверное, паника. Включаю приемник.
— …чему не отвечаете? Гепард! Гепард! Я — Башня. Что с вами? Почему молчите?
— Башня! Я — Гепард. Управление машиной восстановил. Имею разрушения конструкции. Иду к вам. Освободите полосу, посадка, возможно, будет осложнена.
— Гепард! Я — Башня. Понял вас. Можете визуально оценить повреждения?
Я оглядываюсь и осматриваю самолет. Сзади кабины фюзеляж приобрел гофрированную поверхность. От результата осмотра плоскостей и килей меня прошиб холодный пот. Впечатление такое, что кто-то гигантскими пассатижами ухватил их за концы и пытался разломать, крутя в разные стороны. Видимых повреждений не имели только углепластиковые и металлокерамические обтекатели носовой части фюзеляжа, воздухозаборников, передних кромок плоскостей и килей, а также кожухов двигателей. Так то видимых… Как же я еще лечу? А как я буду садиться?
— Башня! Я — Гепард. Имею значительные деформации задней кромки плоскостей и килей, незначительную деформацию поверхности фюзеляжа. Повторяю: посадка будет осложнена.
— Гепард! Я — Башня. Понял вас. Готовимся встречать. Полоса свободна.
Только сейчас я замечаю, как дрожит раненая машина, как ее бьет и кидает, словно автомобиль на ухабистой дороге.
Скорость тем временем падает до шестисот километров в час, высота снижается до четырех тысяч. Заранее выпускаю шасси, решив, что если при этом что-либо произойдет, пусть это случится повыше. Закрылки я, еще раз критически глянув на заднюю кромку плоскостей, решаю не выпускать. Ни к чему мне эти лишние неприятности.
Чем ближе к земле, тем заметнее, с каким трудом мне удается удержать машину на курсе, как водит ее из стороны в сторону и вверх-вниз. Да, посадочка мне предстоит не из легких.
Издалека прицеливаюсь на полосу. Точнее, вывожу машину так, чтобы средняя линия, вокруг которой ее мотает, совпала с осью полосы. Сейчас самое главное подгадать, чтобы машину качнуло вниз тогда, когда она окажется точно над полосой. У самой земли колебания становятся устрашающими. Нос самолета гуляет по проекции полосы, словно пистолет в дрожащей руке пьяного и неумелого стрелка.
Не знаю, чего здесь было больше: везения или умения, но машину я посадил, точнее, грохнул ее шасси о бетон полосы далеко за посадочным знаком. Скорее всего здесь сработала злость. Слишком уж было бы обидно расколотить машину под самый конец, после всего, что мы с ней выдержали. Подпрыгнув несколько раз, самолет покатился по бетонке. Тормоза, реверс тяги, тормозной парашют. Я использую все, но тем не менее выкатываюсь далеко за конец полосы. Да и трудно было ожидать, что при такой посадочной скорости и с таким “промазом” что-то получится иначе.
Когда все кончается и турбины уже докручивают по инерции холостые обороты, я открываю фонарь, откидываю гермошлем и с наслаждением подставляю лицо свежему ветерку. Заметив мчащуюся ко мне машину, я отстегиваю ремни, вылезаю из кабины и усаживаюсь на плоскость, свесив ноги над воздухозаборником. Левой рукой я похлопываю по фюзеляжу “в сборочку”: “Хорошо ты держался, старина!”
Из подкатившей машины выскакивают руководитель полетов, Ело и туча-капитан из инженерной службы. Ело и туча-капитан бросаются осматривать плоскости и кили, а руководитель полетов подбегает ко мне.
— Как ты, Адо?
— Я-то как всегда. А вот он, — я снова хлопаю рукой по гофрированному фюзеляжу, — сегодня — молодец! Дай закурить, Иво.
— Закурить?
— Да.
— Ты же…
— Да, бросил! Ну и что? Разве тут бросишь!
Иво хмыкает, протягивает мне пачку сигарет и зажигалку. Я с удовольствием затягиваюсь, болтаю еще немного ногами над воздухозаборником и прыгаю на землю.
Ело подбегает ко мне.
— Адо! Как ты сумел приземлиться?
— А это ты у него спроси, — киваю я в сторону самолета. — Он у нас — молодец! Солдат!
Мы идем к машине. Уже когда мы трогаемся. Ело спрашивает:
— Как это ты рискнул увеличить скорость, когда попал в раскачку? Я уже думал: все, конец!
Поделиться книгой в соц сетях:
Обратите внимание, что комментарий должен быть не короче 20 символов. Покажите уважение к себе и другим пользователям!