Сотовая бесконечность - Сергей Вольнов

Мимолётный взгляд, брошенный через плечо на выскочивших из обоза стрелков, тотчас выхватил знакомые лица. Теперь оба монаха были в полной воинской справе, целя в людей Зигфрида из арбалетов.

– Бей супостата! – зычно крикнул младший, а старший просадил болтом и кольчугу, и панцирь рыцаря, изготовленный лучшими оружейниками Милана. Вот такой слепец!

Зигмунд, с трудом удержавшись в седле, превозмогая боль в плече, направил коня к лесу.

На опушке его догнали Зигмунд Гольдштейн, Эрих Краузе, Базиль Скулолис, харкающий кровью из пробитой стрелой груди Фридрих Бромгауз и Майнхейм Морунген, отмеченный аж двумя русическими стрелами.

Вот и всё, что осталось от броненосного отряда паладина де Бурга. Провели, ироды проклятые! А как же убедительно врали, подлецы! Даже многоопытный Зиг не усмотрел неправды в словах пилигримов. Поверил!

Ещё бы не поверить святым монахам, несущим слово божие тёмным язычникам! Тем более что говорили оба на чистейшем немецком языке и продвигались на восток, имея при себе пергамент, подписанный самим папой!..

С визуальным восприятием обычно особых проблем не возникало. Со слуховой, осязательной, обонятельной и чувственной составляющими – тоже. За исключением ситуаций, когда доводилось пользоваться «услугами» не людей, а животных, птиц, рыб, даже насекомых и растений… в каждом конкретном случае возникали свои проблемы, но, как правило, она справлялась. Либо меняла источник.

Перевод же воспринятой речевой информации с языка, на котором мыслят носители и говорят их собеседники, на язык привычный иногда отнимал какое-то время. Не сразу доходило… С конвертацией многочисленных языков бывали серьёзные проблемы. Речь она преобразовывала в удобный, в каком-то смысле усреднённый русский. Пренебрегая художественными красивостями, сленговыми и диалектными особенностями. Вынужденно так поступала – главным было уловить суть, а не насладиться формой. Ведь выясненное необходимо было передавать дальше. Снова переводить – на локосианский – и докладывать матери, терпеливо ждущей сына с войны…

Впервые за многие, многие месяцы, даже с трудом вспомнилось, сколько времени прошло точно, она связалась с госпожой и принялась докладывать фронтовую обстановку, не солгав ни в едином факте: ведь её сын вновь воевал на Земле. С фронтов которой он, по легитимной версии, и не исчезал никуда. А возвращаться не спешит, потому что не навоевался ещё… Не рассказывать же, что это она, Тич, пока что НЕ ПУСКАЕТ принца и маршала на Локос.

О том, что будет, когда сын встретится с матерью реально и выяснится, что подавляющую часть «командировки» его протаскало невесть где, Тич не думала. Пока. Хватало вопросов насущных.

Требующих поиска безотлагательных ответов. Разобраться бы с самой собою вначале… Особенно с проблемой, возникшей с момента её вступления в ряды полноправных военных.

С земными было проще. Об их боевом пути она никому никогда не рапортовала. Разве что вначале, с иноземными спутав, таёжное «сидение», службу в СА и первые фронтовые ходки освещала в подробностях.

Её счастье, что никто на Локосе и не подозревал об их существовании. По крайней мере, предпринятые ею подстраховочные розыски подозревающих не выявили.

Насущнейшей проблемой была ЦЕЛЬ, к которой загадочный дядя Ильм планомерно готовил Лёху Сергеева, земного сына Алексея Дымова-старшего.

Семён укрепился почти что на верхушке и пытался теперь разглядывать округу. В скудной на деревья степи основание верхней ветви тополя, на котором сидел козак, являлось самой высокой точкой. Имея с младых лет истинно нечеловеческую зоркость и в придачу дар видеть в темноте, Семён прослыл лучшим смотровым на Запорожье и получил прозвище Острое Око.

Но даже ему в эту ночь трудно было дозорничать, и хлопец нервничал. Ветер в поле разгулялся не на шутку и будто нарочно раскачивал гибкий ствол, пытаясь скинуть запорожца. Дозор уже сводился к тому, чтобы просто удержать себя на дереве. Вдобавок плотные тучи затянули ночное небо, так что луны со звёздами сегодня не было видно. Тьма стеной стояла перед глазами, и даже кошачий талант, зрение ночное, сейчас не помогал.

А мысль о том, что, случись гроза, молния перво-наперво ударит в верхушку дерева, отгоняла все остальные, не позволяя сосредоточиваться. С первыми каплями дождя козак стал серьёзно подумывать о том, чтобы спуститься. Правда, оглядывать закреплённый за ним участок снизу – хлопотно, и толку с того мало. Все эти рукотворные валы, ямы, канавы… Отряд, конечно, незамеченным не просочится, а вот одиночный лазутчик может. Ответственность же за вверенный ему участок больно велика – как-никак основной подступ к Сечи…

И Острое Око решил сидеть до последнего.

Дождь передумал и успокоился; ветер погнал тяжёлую хмарь в края басурманов и, словно после недельной жнивы, сразу сник, уснул. Семён несказанно обрадовался такой перемене и, поблагодарив за это Деву Марию, настроился внимать. Не довелось.

Крепкая ладонь постучала по стволу тополя. Звонкий пронзительный хлопок, три раза. Значит, прошляпил. Впервые в жизни. Почему не стреляют, может, свои?!

– Здоровья тебе и долгих лет жизни, Семён Острое Око!

Показалось, или действительно Острое Око прозвучало больше как издёвка, а не второе имя? Но всё-таки голос был знакомым, хорошо знакомым, и на душе смотрового отлегло. Он юрко спустился на землю, полный намерений отвесить шутнику затрещину. Тут же передумал, вспомнив, с кем имеет дело.

– Ну, Жук, ну точно – ж-жук ты, правду люди говорят, – шипел и ругался Семён. – Ты как, плут, умудрился пробраться, под землёй, что ль?

Здоровый, высокий козак со смоляным оселедцем приличной длины на жука был похож мало.

– Не брани своих, козаче, гнев, он и в бою без надобности.

От Жука сейчас исходили спокойствие и сила, но могла и угроза. Один взгляд этого мужчины мог вызвать как умиротворение, так и панический ужас.

– И себя не брани, Семён, ты же знаешь, что я могу пройти сквозь любые посты и кордоны незамеченным, к тому же твой пост оказался самым нелёгким. Всё-таки силён наш брат. Как я ни пытался согнать тебя с дерева – не вышло, молодец козак! Только признайся: были слабые мысли?

– Ой, были, Жук, были, борюсь с ними пуще чем с врагами!

Оба рассмеялись, пожали друг другу руки и обнялись. Семён через плечо старого боевого товарища заметил две фигуры шагах в полусотне, стоявшие по пояс в густой траве. То ли Жук почувствовал, как смотровой напрягся, то ли и вправду умел читать мысли, как многие характерники, но не успел Семен открыть рот…

– Это я их привёл, они со мной, – успокоил Жук, не убирая ладоней с плеч товарища. – Хорошие хлопцы и дюжие воины, а нам сейчас каждый козак на вес золота. Не глупи, Око, для пользы ж дела стараюсь.

Дозорный присмотрелся. Двое были похожи на кого угодно, только не на Козаков. Убранство не запорожское, волосы не так стрижены и ружья неизвестные. Он вздохнул и засунул пальцы за толстый ремень, недалеко от пистолей.