Искры - Раффи

угрожает опасность, — может ли в такой стране армянин заниматься мирным трудом и стремиться к своему благосостоянию?..

— Правда, при современных неблагоприятных условиях наш народ не в состоянии предаваться мирному труду — и в этом одна из главных причин бегства с родины в чужие края на поиски счастья. Но вместе с тем нельзя все взваливать на злодеев, которые грабят народ; повинен и сам народ, допускающий грабить себя; вряд ли разбойник-курд осмелится подойти к отаре овец армянина, если будет знать, что его встретит хозяин с ружьем в руках.

— Я сам того же мнения, — ответил Аслан. — Но разве духовенство не может проповедовать народу мысли о противодействии, о защите собственными силами. На востоке религия и духовенство всегда играли — и будут играть — известную роль во всех общественных движениях,

Лицо Айрика вновь омрачилось.

— От наших священнослужителей я этого не жду. Я был бы рад, если б они не проповедовали рабства. Все заботы они сваливали на правительство. Дело правительства, говорят, следить за порядком и спокойствием народа. А если правительство слабо и неспособно навести порядок? Они не думают об этом и ждут, что всё само собой устроится…

Затем Айрик с огорчением заговорил о гибельных раздорах, вследствие которых армянское население Вана в продолжение нескольких десятилетий находится в постоянном смятении, о распрях, служащих причиной множества бедствий. Народ распался на две партии: во главе одной стоял местный епархиальный начальник с группой богатеев и изменников-эфенди, занимавших официальные должности, во главе другой — группа молодежи, среди них был и Айрик. На одной стороне — сила, богатство, власть, на другой — энергия, добрые желания, но недостаток сил. Одни стояли за правительство, творившее бесчинства, другие — за угнетенный эксплуатируемый народ. Одни требовали слепого подчинения власти, другие протестовали против несправедливостей. Только теперь я ясно понял причину интриг епархиального начальника и его единомышленников-эфенди, угрожавших жизни Айрика.

Все это передавалось спокойным голосом, без волнения и гнева, на кротком лице его не было и тени ненависти. Но причиной хладнокровия было не безразличие, а его великодушие и высокая добродетель, которые побуждали быть снисходительным к козням врагов. Вместе с тем нельзя было не заметить в его словах и в голосе глубокую и горькую обиду, боль в сердце, — ведь эта внутренняя борьба, эти раздоры истязали и распыляли их силы в то время, когда они были нужны для полезного и нужного дела.

— Вот какие получаются последствия, — продолжал он, — когда духовенство не понимает или не желает понимать своего назначения. Человек духовного звания является служителем христовой церкви, избранником верующего народа, вся его деятельность должна быть посвящена служению церкви и ее благосостоянию. Когда же он отходит от правильного пути и впадает в заблуждения, из слуги народа он становится господином, начинает повелевать, заставляет ради собственных выгод прислуживать себе. Он заключает союз со светской властью, которая также считает себя господином. Чем беспорядочнее светская власть, тем ему выгоднее. Зачем же удивляться тому, что наш епархиальный начальник пребывает в союзе с губернатором-пашой и сам, в равной мере, притесняет бедный люд…

— Я был у паши, — сказал Аслан, — он мне показался крайне лукавым.

— И лживый, к тому же, — прибавил Айрик, — как и всякий турецкий сановник.

Вечером, когда стало прохладнее, Айрик повел нас показать окрестности монастыря. С наслаждением показывал нам все, что он создал, делился с нами проектами на будущее. Этот энергичный человек производил на меня впечатление специалиста в области сельского хозяйства, которому известны все растения своего участка, все сáженцы, который изучил их жизнь, знаком с их особенностями и так их любит, как нежная молодка взращенные ею цветы. Он показывал поля, говоря, что вот здесь начато возделывание марены[82], это первый опыт, который обещает много выгод, — вот вам тута[83], и мы намерены заняться шелководством, а дальше — картофельные поля.

Он говорил:

— Несколько лет тому назад картофеля здесь не знали. Наш монастырь первый стал разводить его, с большим трудом удается нам убеждать окрестные села перенять наш опыт. Священники все еще спорят, можно ли есть картофель в постные дни.

Аслан улыбнулся.

— Меня обвиняют, — продолжал он, — что я открыл при монастыре земледельческую школу; говорят, это противоречит назначению монастыря. Посудите сами, г. доктор, кто, как не монах, должен иметь понятие, как возделывать землю. Ведь монастырь не только место для молитв; у него имеется обширное хозяйство, и для ведения его необходимо приобрести земледельческие навыки. Прочтите надписи на стенах монастырей и вы убедитесь, что и в давние времена наши цари, князья и княгини, а ныне благочестивые люди, жертвовали и жертвуют монастырям деревни, обширные леса, сады, поэтому монастыри в нашей области и вообще в Армении — самые богатые землевладельцы. Как же монахи могут управлять поместьями, если не знакомы с сельским хозяйством? Всякий подрядчик надует их, даже наиболее добросовестный. Не умея управлять, они по ветру пустят имения, как это случалось неоднократно.

— А не предвидите ли вы опасности в том, что монахи вместе с богатством получат и образование? — спросил Аслан.

— Какой же вред может принести образование? — изумился Айрик.

— Вред, который называется «клерикализмом». Необразованное духовенство неопасно, безвредно, но когда станет просвещенным, оно окажется силой, будет повелевать народом, эксплуатировать его.

— Вряд ли это может случиться у нас. «Клерикализм» противоречит духу нашей церкви. Наша церковь вполне народная. Да если духовенство станет образованным, начнет угнетать и эксплуатировать народ, то ведь и народ станет образованнее, и две силы уравновесят одна другую. Духовенство тогда опасно, когда оно по своему развитию стоит значительно выше, чем народ.

В виду крайней спорности вопроса Аслан не возразил ничего.

Солнце садилось. Мы вернулись в монастырь. Айрик просил нас остаться ночевать, но Аслан поблагодарил его, сославшись на неотложные дела в городе. Аслан велел мне приготовить лошадей к отъезду. Я отправился в конюшню, оставив Аслана наедине с Айриком.

Глава 16.

ПРЕДАТЕЛЬСТВО

Солнце уже зашло, и сумерки надвигались все гуще, когда мы, сердечно простившись с Айриком, выехали из монастыря. Мы стали спускаться по крутому скату Варагской горы. Благодаря заботам Айрика дорога была утрамбована, и ехали мы без труда. Нас сопровождал священник Егише. По какому делу пришел он в монастырь, почему поехал с нами и о чем вел беседу с Асланом — не знаю, они ехали шагах в пятидесяти впереди меня.

Прошлое и настоящее о. Егише весьма интересно. Систематического образования он не получил. Еще с юношеских лет он, подобно философам древности, долго блуждал по разным странам