Площадь и башня. Cети и власть от масонов до Facebook - Ниал Фергюсон

Естественно, Кремниевая долина щерит клыки, злясь на то, что ее не пускают на обширный китайский рынок. Цукерберг еще не оставил надежду – он дает интервью на беглом мандаринском наречии и даже бегает трусцой по затянутой смогом площади Тяньаньмэнь, но недавняя капитуляция Uber наверняка обескуражила его. В прошлом году, понеся годовые убытки, превысившие миллиард долларов, Uber вывесил белый флаг и смирился с тем, что он не в силах победить местную карпулинговую компанию Didi Chuxing[1459]. Отчасти эта неудача объясняется большей энергией и большими финансовыми возможностями Didi, но отчасти и нормативными изменениями, явно нацеленными на то, чтобы поставить Uber в невыгодное положение на китайском рынке[1460]. Разочарование американских компаний, возмущенных этими и другими помехами, вполне понятно. И все же трудно не восхититься тем, как Китай принял вызов Кремниевой долины – и вышел победителем. Это было не только экономически умное решение – оно было умным еще и в политическом и стратегическом отношениях. Теперь “Большой брат” в Пекине сам располагает большими данными, которые нужны, чтобы держать под колпаком всех китайских “граждан сети”. Между тем, если АНБ вдруг понадобится собрать метаданные, касающиеся Поднебесной, ему придется штурмовать китайскую “Великую огненную стену”.

Расхожее мнение на Западе до сих пор гласит, что сетевой век в той же степени враждебен режиму Коммунистической партии Китая, в какой был враждебен Советскому Союзу. Но есть и те, кто думает иначе[1461]. Прежде всего, партия и сама является сложно устроенной сетью: грани, связывающие ее вершины, – это отношения попечительства и товарищества между коллегами или людьми, стоящими на одной ступени. Например, если исходить из принципа центральности по посредничеству, Си Цзиньпин обладает не меньшим могуществом, чем любой из лидеров со времен Цзян Цзэминя, и он намного могущественнее Дэн Сяопина, с которым его иногда ошибочно сравнивают западные обозреватели[1462]. Сетевой анализ позволяет исследователям, изучающим китайское государственное управление, отойти от упрощенческих теорий о партийных кликах и вникнуть во все тонкости современной системы гуаньси. Чэн Ли подчеркивал, что в восхождении Си на вершину власти важную роль играли связи между наставником и подопечными – то есть отношения, существовавшие между высокопоставленными партийными чиновниками и их ближайшими помощниками (мишу). Те, кто проводит различия между элитарным “лагерем Цзян-Си” и популистским “лагерем Ху-Ли”, преувеличивают жесткость фракционных границ. Сам Си начинал карьеру секретарем при тогдашнем министре обороны Гэн Бяо, затем перешел на руководящую работу в провинциях Хэбэй, Фуцзянь, Чжэцзян и Шанхай, а там выстроил собственную сеть подопечных, в число которых вошли столь несходные между собой деятели, как экономический технократ Лю Хэ и консерватор-милитарист Лю Юань[1463]. Как считает Франциска Келлер, Китай проще понять, если смотреть на него с точки зрения сетей попечительских отношений, а не с точки зрения фракций или кланов. К другим важным сетям относятся сеть, куда вошли члены “узких составов”[1464] Си, и сеть, связывающая корпорации с банками через рынок облигаций[1465].

Китай вовсе не собирается “приколачивать желе к стенке”: его подход заключается в том, чтобы узнавать из микроблогов о том, что заботит граждан, и все эффективнее использовать эту информацию. Когда исследователи из Гонконга, Швеции и США обрабатывали массив данных 13 с лишним миллиардов блог-постов, размещенных на Sina Weibo с 2009 по 2013 год, они с удивлением обнаружили, что в 382 тысячах постов речь шла о социальных конфликтах, а примерно 2,5 миллиона содержали упоминания о массовых протестах, например забастовках. Возникла гипотеза, что в настоящее время власти используют социальные сети, чтобы отслеживать проявления инакомыслия, а также выявлять случаи коррупции. Примечательно, что из 680 чиновников, которых обвиняли в коррупции пользователи Weibo, те, кому в итоге предъявили официальные обвинения, упоминались почти в десять раз чаще остальных[1466]. Другой массив данных – о 1460 чиновниках, в отношении которых проводилось расследование по подозрению в коррупции с 2010 по 2015 год, – позволяет получить более четкое представление о сетях, управляющих Китаем. В данном случае речь идет о сети “тигров и мух” (то есть крупных и мелких правонарушителей), чьи преступления и проступки сделались главным объектом внимания правительства Си Цзиньпина[1467]. Существует вероятность, что информационные и компьютерные технологии позволили Пекину выстроить систему “социального кредита”, аналогичную западной финансово-кредитной системе, которая (выражаясь официальным языком) “позволяет благонадежным расхаживать под небесами повсюду, но мешает запятнавшим себя сделать даже шаг”[1468]. В Китае уже существуют системы хукоу (прописки по месту жительства) и дан-ань (личных дел), а еще разработан порядок награждения отличившихся работников и партийных кадров. Если объединить эти системы с теми данными, которые власти без труда могут получить у компаний BAT, то можно выстроить такую всеобъемлющую систему социального контроля, какая и не снилась правителям тоталитарных государств середины ХХ века.

Илл. 50. Сеть членов ЦК компартии Китая. Величина узлов пропорциональна количеству имеющихся у них связей (степени), величина имен пропорциональна центральности по посредничеству. Обратите внимание на то, что связи между попечителями и подопечными важнее, чем связи между родственниками.