Ночное кино - Мариша Пессл

Номер не обслуживался.

105

Я вернулся на Перри-стрит и принялся методично обзванивать всех наших свидетелей.

Позвонил по номеру с визитки Ионы, «развлечения на мальчишниках», рассказавшей нам, что Сандра собиралась в Oubliette, и робот проинформировал меня, что ящик ее голосовой почты переполнен.

И даже спустя четыре дня ситуация не изменилась.

Позвонил Моргану Деволлю. Страницы из телефонного справочника у меня больше не было – ее забрали, когда ограбили кабинет, – но я узнал в справочной номер усадьбы Ливингстон, штат Нью-Йорк.

Там мне отвечали гудками «занято». Я звонил каждый час еще шесть часов. По-прежнему «занято».

Узнав от помощника директора «Уолдорф-Тауэрс» по административно-хозяйственной работе, что Гвадалупе Санчес в отеле больше не работает, я решил отыскать молодую рыжую медсестру, которая выскочила к нам из леса в «Брайарвуде». Я помнил, что зовут ее Женевьева Уилсон, – Морган Деволль говорил.

– Женевьева Уилсон три месяца стажировалась в центральной администрации, – объяснил мужчина из медсестринского отдела.

– А можно с ней поговорить?

– Ее стажировка закончилась третьего ноября.

Три с лишним недели назад.

– А нет ли ее телефона? Домашнего адреса?

– У нас ничего не имеется.

Это что же, все я натворил? Я сошел с ума? Если окружающий мир изумляет тебя практически постоянно, если ты подозреваешь всех, от чужаков до родных и друзей, – это первичные симптомы безумия. И оба симптома наблюдались у меня в избытке. Ну а как иначе? Вымерли все – все очевидцы, все чужаки и зеваки, которые сталкивались с Сандрой. Беззвучно отступили, как туман, – я и не замечал, что погода проясняется, пока он не рассеялся вовсе. Собственно, то же самое случилось с неизвестным «Джоном» пять лет назад.

Или я все не так понял? Или они кинулись бежать, потерялись, укрылись на краю света – как Рейчел Демпси и бесчисленные актеры, которые работали и жили с Кордовой, – спасаясь от чего-то? Боялись его, Кордову, потому что говорили со мной о его дочери? Мои записи украдены – никаких следов того, что они поведали мне про Сандру. Показания их ныне остались только у меня в голове – и у Хоппера с Норой.

Но и эти двое исчезли.

То есть все осталось в голове только у меня.

Внезапно перепугавшись, что Нора и Хоппер испарятся, подобно прочим, я позвонил обоим, оставил сообщения, попросил перезвонить. Потом позвонил Синтии, внезапно захотев услышать голос Сэм, идиотически перепугавшись, что исчезла и она. Телефон переключился на голосовую почту. Я оставил лаконичное сообщение, натянул куртку и вышел из квартиры.

106

В гаснущем свете подъездная дорога Моргана Деволля совсем не походила на ту, что мы видели ночью, приехав сюда втроем, и я едва ее опознал. Припарковался на обочине, заглушил мотор, вылез.

И тотчас почуял дым.

Я зашагал по дороге. Нависшие ветви раздвинуты и переломлены пополам – словно здесь проехал большой грузовик. Запах гари сгущался. Я поднялся на холм и обозрел то, что за ним.

Развалюха Моргана Деволля сгорела дотла.

Я пошел к дому; от шока кружилась голова. Обе машины исчезли. Остался только обугленный кондиционер и половина треснувших качелей.

По моим догадкам, дом сгорел с неделю назад, а то и раньше, и отнюдь не случайно. Я бродил по пожарищу, ища улики, но опознал только почерневшую керамическую ванну, обгорелое основание мягкого кресла, да еще из руин тянулась рука пластмассовой куклы. Может, это достопамятная Лялька. Я свернул по высокой траве в дальний угол двора.

Бассейн остался, даже не совсем сдулся – только опрокинулся. Я его перевернул и на дне под коркой палой листвы разглядел здоровенное черное пятно.

Здесь Сандра прятала куклу, чтобы сработало заклятие в статуэтке левиафана. У меня даже горло перехватило. Эта черная отметина – как последнее доказательство: все, что мы узнали о Сандриной жизни и смерти, было по правде.

Кто поджег дом? А Морган и его семейство – они были внутри или давным-давно исчезли, как и все очевидцы?

Полчаса я бродил среди развалин и искал ответы, не веря и злясь на эту окончательность. Словно эти обгорелые руины – не просто дом Деволля, но вообще мое расследование. Ибо все исчезло, все тщетно, а я, последний, опоздал и теперь тралю эту муть, откапываю глубинную правду, которой больше нет.

Уже возвращаясь к машине, в высокой траве я заметил что-то маленькое и белое.

Сигаретные окурки.

Четыре штуки. Я подобрал один и на фильтре прочел микроскопические буквы, странный бренд. Голова пошла кругом; я поспешно собрал окурки и помчался по дороге.

«Мурад».

107

Бекман, облаченный в черные вельветовые брюки и синюю клетчатую рубаху, читал лекцию перед набитой аудиторией. Минимум триста студентов ловили каждое его слово.

– Фильм держит напряжение, как кожа в обтяжку, до финальных минут, – говорил Бекман, – когда Миллз узнает, что же запечатано в посылке «ФедЭкса» – отрубленная голова его жены. По сути дела, финал открыт, и нам остается лишь гадать, какова судьба несчастного детектива. Некогда он был так дерзок, так уверен в себе. А теперь лицом к лицу столкнулся с ужасами, за которыми гонялся. У него есть шанс самому обернуться ужасом. Будет Миллз свиреп или свободен? Чтобы узнать ответ, мы должны постичь моральную вселенную всей истории, все, что произошло до финала. Выживет ли Миллз?

Весьма наигранно Бекман развернулся на каблуках, поднял пульт – точно колдун волшебную палочку, – и на гигантском экране задвигался фрагмент из фильма. Последние минуты «Семи», Морган Фримен и Брэд Питт в ролях Сомерсета и Миллза, Кевин Спейси в роли Джона Доу на заднем сиденье патрульной машины.

Я снова постучал в окошко, и на сей раз Бекман услышал, от неожиданности вздрогнул, глянул на студентов и засеменил ко мне.

– Макгрэт, ты сбрендил? – прошептал он, на щелочку приоткрыв дверь.

– Надо поговорить.

– Ты слепой? Я занят.

– Это срочно.

Его темные глаза замигали за очками. Он глянул через плечо. Студенты завороженно смотрели на экран; Бекман шмыгнул в коридор и беззвучно притворил за собой дверь.

– Ты что творишь – ты же знаешь, я ненавижу, когда меня перебивают на лекции. Есть такая, знаешь ли, мелочь, называется творческий полет…

– Как зовут твоих котов?

– Что ты сказал?

– Твои коты, коты твои паскудные. Как их зовут?

Какая-то студентка, проходя мимо, опасливо на меня покосилась.

– Моих паскудных котов? – переспросил Бекман, пылая очами. – Вот почему ты никогда мне не нравился, Макгрэт. Ты не просто капризный грубиян – ты даже не можешь выучить котов, которым тебя раз пятнадцать представляли. Можно подумать, это ниже твоего достоинства. – Он открыл рот, планируя снова мне попенять, но, видимо, заметил, что меня лихорадит, и лишь поправил очки на носу. – Полные имена или прозвища?