Возвращение в Чарлстон - Александра Риплей

Телеграмма прибыла в тот момент, когда Гарден уже садилась в машину: «Не приезжайте».

Гарден быстро написала ответ и отдала мальчишке-посыльному: «Очень жаль. Не получила вашу телеграмму».

Люсьен ждал ее в затемненной комнате. Она лишь смутно видела его силуэт.

– Дорогая Гарден, – сказал он, – я счастлив, что вы меня не послушались. Я был просто трусом, когда отказывался писать вам, и, возможно, и остался бы трусом, если бы не ваша решительность. Нет, нет, ничего не говорите. Дайте мне сказать то, чего я не мог написать. Я не был на вернисаже, Гарден. Я приезжал в Париж, чтобы увидеть вас и встретиться с одним врачом. Я поверил слухам, что он может вылечить мою болезнь, но он этого не может.

– Люсьен, я не могу поверить.

– Вы должны, моя Гарден. Я как-то сказал, что люблю смотреть на вас, потому что вы такая здоровая. Здоровые люди никогда не верят в смерть, но вы должны поверить. Если бы я был храбрее, я включил бы свет и показал вам лицо смерти. Но я тщеславен и хочу, чтобы вы запомнили того красавчика, которого знали когда-то… Не плачьте, любовь моя, я хотел рассмешить вас. Мы с вами знали и смех, и нежность. Вы были моим богатством, вы им и остаетесь. Вы вдохновили меня на создание величайшего из моих творений. В эту минуту вы пахнете лучше любой женщины на этой планете. Это было очень скверно с вашей стороны – скупить все духи. Повсюду женщины, должно быть, скрипят зубами от ярости. Я отдал распоряжение, чтобы вас до конца жизни обеспечивали вашими духами. Вы будете получать столько, что хватит на пять женщин, на десять. А теперь поклянитесь, что остановитесь на этом. Пусть хоть капелька достанется и другим. Клянитесь.

– Таким тихим, дрожащим голоском. Поклянитесь как следует. И с улыбкой. Я услышу разницу.

– Клянусь!

– Вот так-то лучше. Я буду кидать вам с небес камни на голову, если вы допустите, чтобы Люсьен стал для вас источником печали. Боюсь, на небесах полно камней. У меня было видение, точнее ночной кошмар. Небеса, оказывается, светлые, сияющие, белые – этакая небесная Швейцария. Весь день поют ангелы, и кругом овсянка со сливками. Я бы, конечно, предпочел ад, но священник говорит, что у меня нет никаких шансов. Я вел такую праведную жизнь… Ну вот вы и улыбнулись. Очень хорошо. Но я устал. Вы должны покинуть меня, любимая. Я благодарен, что вы пришли.

– Люсьен?

– Да?

– Можно поцеловать вас на прощание?

– Нет! Этого нельзя. На вас, наверно, полно всякой инфекции. Предпочитаю собственных микробов. А теперь ступайте. Мне хочется спать. И будьте счастливы. Я приказываю.

Когда Гарден вернулась к машине, она обнаружила, что ее место занято игрушечным сенбернаром в натуральную величину. К его ошейнику был прикреплен традиционный бочонок; он был наполнен духами. Обняв пса за шею, она смеялась и плакала, пока автомобиль мчался между изгородями из цветущей лаванды.

Гарден стряхнула с себя оцепенение… и вошла в дом. Она подгадала свой приезд к часу коктейля. Ей хотелось, чтобы в момент встречи со Скаем вокруг них были люди. Это поможет ей почувствовать себя актрисой.

Она услышала знакомые звуки – смех, позвякивание кубиков льда – и прошла в гостиную, широкие двери которой открывались на террасу. Здесь было не больше десятка человек. Она не знала никого, кроме Ская и Вики.

Гарден на мгновение замерла в дверях.

– Помогите! – со смехом воскликнула она. – Я просто пересохла в пути.

Когда все повернулись в ее сторону, Гарден широким жестом сбросила с плеч белый плащ и стянула с головы белую шляпку. Она тряхнула головой, и яркие лепестки волос упали на место. Их цвет перекликался с богатой гаммой оттенков короткого дельфского платья, мягко повторявшего изгибы ее тела.

Гарден бросила плащ и шляпку в кресло.

– Только не говорите мне, что колодец пересох. – Она подошла к бару в углу комнаты, как будто не обращая никакого внимания на ошеломленные взгляды присутствующих, но хорошо заметив неожиданную бледность Вики и вспыхнувшие глаза Ская. Она часто видела этот взгляд, но в последние годы он всегда предназначался другим женщинам.

– Дорогая! – чуть не споткнувшись, Скай бросился к бару. – Позволь, я тебе налью. Ты потрясающе выглядишь.

Гарден подставила ему прохладную щеку.

– Ты тоже, милый, – ответила она и отошла. – Мне вермут с черной смородиной, – бросила она ему через плечо. – Вики, дорогая, эта вилла такая живописная.

Она коснулась щекой сначала правой, потом левой щеки принчипессы. И, покинув свекровь, заняла место в центре яркого ковра. Это было равноценно объявлению войны.

– Здравствуйте, – сказала Гарден одному из незнакомцев, не сводившему глаз с ее высокой груди, ясно обрисовывавшейся под тонким гофрированным шелком, – меня зовут Гарден. Я так долго не появлявшаяся жена Ская.

Она грациозно скользила от одного гостя к другому, здоровалась, пожимала руки, потом вернулась к Скаю.

– Спасибо, милый, – сказала Гарден, принимая от него бокал. Она взглянула ему в глаза так, словно они были одни в комнате: – Как ты тут жил, Скай? Скучал без меня? – В ее голосе не было ни мольбы, ни приглашения. Это был вызов.

Победа над мужем оказалась до смешного легкой.

– Я уже не уверена в своих чувствах, Скай, – заявила она и несколько недель держала его на расстоянии, а он, куда бы она ни отправилась, повсюду следовал за ней. Она постоянно куда-то направлялась.

Она поехала на остров Лерен, в часе плавания от Антиба, и посетила место заключения Железной Маски. Осмотрела замок двенадцатого века на мысе Антиб. Ходила на странные, печальные выступления Айседоры Дункан, танцевавшей в кафе, пока Жан Кокто читал свои стихи. Она каждый день бывала на пляже, в созданных для нее Конни кафтанах с глубокими капюшонами, чтобы защитить от солнца лицо, и всегда в загадочно поблескивающем золотом и эмалью амулете. Когда солнце клонилось к закату, она вновь шла на пляж и смотрела, как оно опускается за далекие вершины Приморских Альп, окрашивая их снежные вершины в алый цвет.

Она сидела на темном пляже и разговаривала со Скаем. На другом берегу залива мерцали огни Ниццы, а их сигареты казались в темноте светлячками. «Расскажи мне, как там, в горах», – просила Гарден. Или: «Какие представления вы устраивали с бродячими актерами?» Или: «Наверно, чувствуешь себя одиноко, если ты единственный ребенок. Твоя няня была очень строга?»

Темнота была необходима, потому что мешала Скаю видеть отражающее на ее лице желание и слезы, когда она слышала недоумение и горечь в его голосе. Она хотела обнять мужа, рассказать, как сильно его любит, пообещать заполнить пустоту, с которой он не может справиться.

Но она хорошо усвоила урок. Он хотел ее, она знала. И знала, что этого будет недостаточно, как только он удовлетворит свое желание. Он должен научиться любить ее. Доверять ей. Только тогда она сможет стать для него тем, чем хочет.